Я не собираюсь оправдывать мерзость сожжения человека — и уж тем более сожжения за его мысли.
Но факт есть факт: сожжен был не Бруно-астроном; приговор выносили Бруно-колдуну. Это был конфликт не религии и науки, а двух религий: католичества и язычества. Его казнь помогла науке одним: стало понятно, что надо быстрее освобождаться от античного оккультного наследия.
То, что научное сообщество «институционализировалось», то есть стало уважаемым и финансируемым общественным институтом, означает, что общественное мнение, точнее — мнение элит, в ту пору несомненно контролируемое Церковью, благоприятствовало научному образу мышления[67].
Механицизм, лежавший в основе первой научной парадигмы, был тем симпатичен христианскому стилю мысли, что он объяснял природные процессы без сомнительных апелляций к желаниям тех или иных духов.
Механицизм дал возможность уйти от аристотелевской объяснялки «природа не теприт пустоты». Ведь если природа что-то «терпит», а чего-то «не терпит», то, значит у нее есть душа. Но это как раз базовый тезис язычества и оккультизма.
Как разнились между собой архаичное и новевропейское, научное понимание одних и тех же феноменов, можно пояснить на примере школьных «сообщающихся сосудов». Почему в сообщающихся сосудах вода переливается из более полного в более пустой? Аристотелевское объяснение (природа боится пустоты) в восприятии Бойля слишком антропоморфно. В самой материи, возражает Бойль, нет ни разумности, ни источника движения. Если природа боится пустоты — значит у нее есть душа, значит человек неотличим от природы. Но если человек неотличим от мира, то почему же лишь он на Суде отвечает за себя? Тут одно из двух — или вода должна нести не меньшую, чем человек, ответственность за свои поступки, страхи и предпочтения. Или человек должен быть таким же безответственным, как вода. Последнее означает, что нет воздаяния, а, значит, нет осования и для нравственности. Поскольку же Бойль убежден в необходимости нравственной ответственности человека — он ищет нетелеологических и неантропоморфных, то есть неаристотелевских объяснений поведению воды. Вывод: вода поднимается не из-за боязни пустоты, а из-за разности давлений. Эту цепочку аргументов Бойля можно выразить кратко в силлогизме: вода в запаянной трубке поднимается из-за разности давления, а не из-за боязни пустоты, следовательно, еретики не могут утверждать, что душа смертна[68].
Как на самом деле происходило взаимодействие религии и науки при зарождении последней, можно изучить по книгам:
• Ольшки Л. История научной литературы на новых языках. Т.3. М. — Л. 1933.
• Гурев Г. А. Коперниканская ересь в прошлом и настоящем. М., 1933.
• Выгодский М. Я. Галилей и инквизиция. М. — Л. 1934.
• Рожицын В. С. Джордано Бруно и инквизиция М., 1955
• Вопросы истории религии и атеизма. Сборник статей. Вып. 1. М., 1950.
• Гайденко П. П. Эволюция понятия науки. Т. 1 М., 1980. Т.2 М., 1987
• Гайденко П. П. История новооевропейской философии в ее связи с наукой. М., 2000
• Яки С. Спаситель науки. М. 1992.
• Яки С. Бог и космологи. М.1993.
• Косарева Л.М. Коперниканская революция: социокультурные истоки. М. ИНИОН.1991.
• Косарева Л. М. Генезис научной картины мира. М., ИНИОН, 1985.
• Косарева Л.М. Социокультурный генезис науки Нового времени. Философский аспект проблемы. М., 1989.
• Современные зарубежные исследования по философии и генезису науки (позднее средневековье и возрождение) М.ИНИОН.1980.
• Социокультурные факторы развития науки (по материалам историко-научных исследований). Сборник обзоров. М., ИНИОН, 1987
• Кирсанов В. С. Научная революция XVII века. М., 1987.
• Кимелев Ю. А. Полякова Н. Л. Наука и религия: историко-культурный очерк. М. 1988,
• Йейтс Ф. А. Джордано Бруно и герметическая традиция. М., 2000.
• Философско-религиозные истоки науки. М., 1997
• Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999
• Лернер Л. Госселин Э. Галилей и призрак Джордано Бруно // В мире науки. 1987, № 1, сс. 80–88.
• Шрейдер Ю. А. Галилео Галилей и Римско-Католическая Церковь // Вестник истории естествознания и техники. 1993, № 1.
Грех слепой веры
Итак, церковный тезис о том, что христианство и наука не враждебны друг другу — это не просто «противоатеистическая контрпропаганда». Христианство создало предпосылки для рождения научной картины мира — а потому оно не может быть враждебным по отношению к науке. Как говорил св. Филарет Московский — «Вера Христова не во вражде с истинным знанием, потому что не в союзе с невежеством»[69].