— Я тебе после собиралась сказать.
— Ну, конечно, — мигом успокоилась Попова. — Ты, наверное, Таня, хотела дождаться, когда телефон достанешь.
Мити́чкина молча кивнула. Вот Зойка меня часто называет наивной душой, а кто действительно наивная, так это Галька. Мити́чкина вертит ею, как угодно, а она во всем ей подчиняется. Причем уже много лет. Но это их проблемы. Мне-то что. У меня проблемы совсем другие. Пока Адаскина продолжала болтать с Мити́чкиной и Поповой, я постоянно украдкой косилась на дверь, все еще надеясь, что Клим и Тимка вот-вот заглянут в столовую. Как только появятся, махну им рукой, и они, конечно, подойдут к нам. Я очень на это рассчитывала. Но перемена подошла к концу, а они так и не появились.
На меня опять накатила обида. Я, как полная дура, сижу тут, жду его и высматриваю, а он, выходит, обо мне даже не вспомнил. Нарочно исчез куда-то. А может, не нарочно? «Нет, нарочно, — крепло во мне убеждение. — Ну, ничего. Начнется урок, и я возьму в оборот Будку. Наверняка они все четверо вместе были. Ведь Серега и Митька тоже в столовой не появились. Вот и выясним, что и где они делали целую большую перемену».
Обо всем этом я думала уже по пути к классу. Зойка, Танька и Галька на ходу бурно тараторили, но я даже не улавливала — о чем. Только Зойка несколько раз ко мне поворачивалась, говоря: «Правда, Агата?» Требовала подтверждения каких-то своих слов. Тогда я автоматически отвечала: «Конечно, правда», — больше всего боясь, как бы подруга моя не потребовала уточнить, что «правда».
Однако, на мое счастье, Зойка была слишком увлечена собой и не заметила, что я совершенно ее не слушаю. Так мы и добрели до класса. Настроение у меня было скверное. Мальчишки влетели на урок лишь в последний момент. Одновременно с Изольдой, и ничего спросить мне, естественно, не удалось.
— Давай-давай. Читай, — ткнула меня в бок Зойка.
— Что читать? — не поняла я.
Зойка обиженно надула губы:
— Тетрадь. Ты забыла?!
Глава III. ПЕРЕПИСКА
Я и впрямь забыла, однако Зойке в этом признаваться не собиралась. Иначе наверняка она обидится. А мне сегодня для полноты ощущений только хорошей ссоры с ней не хватало. Вот уж тогда действительно удачное получилось бы первое сентября.
Вытащив из сумки тетрадку, я принялась читать: «Вот и прошло еще одно школьное лето. Теперь мы девятиклассники. Ты, конечно, Агата, можешь засмеяться и сказать, что мы всегда после каждого школьного лета кем-то становились: семиклассниками, восьмиклассниками и так далее, и тому подобное. Но это ведь совсем другое. Вот я сегодня на всех наших посмотрела и тут же врубилась: девятый класс — это действительно настоящий этап. Только, конечно, совсем в другом смысле, чем нам два урока талдычила Предводительница. Дело совсем не в том, что кого-то там могут не взять в десятый. Это меня как раз сейчас меньше всего колышет. Уж мы-то с тобой в десятом точно будем учиться. И даже Винокур, уверена, тоже. Он, конечно, на голову совсем не Исаак Ньютон, разве что его запросто могли каким-нибудь яблоком по кумполу треснуть. Только, по-моему, это было скорее не яблоко, а арбуз, потому что Серега после этого совсем отупел и у него вместо всякого мысленного процесса остался лишь один условный рефлекс: если мячик летит, нужно в темпе закинуть его в корзину, иначе снова по голове ударит. Но все равно Винокура и в десятый возьмут, и в одиннадцатый. Потому что без него наша баскетбольная команда закиснет. А Макарка В.В. и Ника очень ею гордятся. Ведь мы в прошлом году выиграли все межшкольные городские соревнования. Поэтому неправдочка ваша, Мария Владимировна: знания и прилежание не единственный залог успеха».
Представив себе, как Винокура в детстве огрели большим арбузом, я фыркнула.
— Дольникова! — тут же раздался обиженный голос Изольды Багратионовны. — Разве я сказала что-нибудь смешное?
— Нет, извините, просто чихнуть захотелось, — смущенно ответила я.
— А почему ты улыбаешься? — не сводила с меня глаз литераторша. Кажется, она и впрямь, пока я была поглощена чтением, говорила о чем-то очень серьезном.
— Нет, я не улыбаюсь. — Мне не хотелось обижать ее. — Вам показалось.
Я изо всех сил старалась сделать серьезное лицо. Однако по закону подлости воображение тут же подкинуло мне образ Сереги Винокура с надетым на голову, очень большим и спелым арбузом, из которого по его щекам обильно струится розовый сладкий сок. В тот момент мне это почему-то показалось очень смешным. Еще немного, и я взорвалась бы от дикого и неконтролируемого хохота. Однако Изольда, к счастью, сменила гнев на милость: