Я медленно побрела домой. Странная штука жизнь. Всего несколько часов назад я в самом радужном настроении спешила той же дорогой в школу. А вот теперь возвращаюсь обратно, и на душе кошки скребут. Словно за этот короткий учебный день я несколько лет прожила, и годы эти были совсем для меня не лучшими.
Вот уже в конце переулка показался мой дом, но в подъезд входить не хотелось. Бабушка сейчас, как всегда, начнет расспрашивать про ребят, про школу и, конечно же, про Клима. Она к нему очень хорошо относится. Он с таким аппетитом ест ее пирожки. А для моей бабушки нет большего удовольствия, чем когда хвалят ее готовку. В общем-то, меня прежде радовало, что она нормально воспринимает Клима. У некоторых знакомых девчонок родители и бабушки с дедушками их мальчиков вообще не переваривают. И дружить не разрешают. По-моему, очень глупо. Ведь если люди хотят, они все равно будут встречаться. А какая радость предкам, если мальчик их дочери или внучки звонит и молчит в телефонную трубку? Или дежурит на лестнице, пока девчонка не выйдет, потому что в дверь позвонить боится?
Но сейчас мне, естественно, на расспросы бабушки: «Ну, как там твой Клим?» — отвечать совсем не хотелось. Потому что изображать, будто все в порядке, у меня сейчас нет сил. А про то, что действительно вышло, я ей, понятное дело, рассказывать не собираюсь. И, кстати, я вообще еще ничего толком не знаю. Одни наши с Зойкой предположения.
Я стояла перед собственным подъездом. Хочешь не хочешь, придется в него войти. Не век же вековать тут и думать. Тем более ни настроение мое, ни положение от этого не улучшатся. И, глубоко вздохнув, я открыла ключом дверь.
К счастью, бабушка была сегодня неразговорчива. К тому же она куда-то торопилась и, быстро покормив меня, удалилась, оставив нас вдвоем с Бесиком. Впрочем, и на Бесика сегодня напала какая-то вялость, и он в основном дремал у родителей в комнате. Что характерно — когда мои предки дома, он этого не делает. Но бабушка его распускает, и, когда папы с мамой нет, Бесик дрыхнет везде, где ему угодно. А сегодня бабушка явно его контрабандно перекормила. Хотя делать ей это строжайше запрещено. Но она все равно, когда никого дома нет, поступает по-своему.
В общем, Бесик на всю квартиру храпел с родительской тахты. Всегда удивляюсь: каким образом маленький пес-левретка может храпеть, словно бегемот. Однако у нашей дорогой собаки именно так и получается. Итак, он храпел, а я, устроившись в большой комнате у телефона, набрала номер Кругловых.
— Алле! — оглушил меня голос то ли Мишки, то ли Гришки. Их, даже когда видишь, различить невозможно, а уж по телефону — тем более.
— Мишка-а! — еще громче прежнего проорали в трубку. — Дай мне! Дай мне! Я тоже хочу «алле» сказать.
— Не да-ам! — сопротивлялся Мишка. — Я первый взял.
— Нет, я, — и не думал уступать Гришка. — Я первый взял, а сказал ты первый.
В трубке глухо стукнуло. И тут же раздался душераздирающий вопль. По-моему, один из близнецов угостил другого телефоном по голове. Если он продолжит в том же духе, — а достаточно хорошо зная их, я не сомневалась, что скорее всего так и случится, — от телефона ничего не останется. Поэтому я спешно и, как могла, громко крикнула:
— Мишка! Гришка! А ну, быстро позовите мне Клима!
— Мишка гад! — немедленно проорали мне в трубку. — Он никого не позовет! Его сейчас бабушка накажет! Он телефоном дерется!
Выходит, прогнозы мои полностью оправдались. Телефонному аппарату Кругловых действительно грозила смертельная опасность. Я собралась еще раз потребовать Клима, но опоздала: Мишка с поистине индейским воплем обрушил телефон на Гришку. Видимо, противник понес большой урон. Сужу по силе удара, ибо телефон мигом отключился.
Правда, меня это не слишком обескуражило. Я точно знала, что всего в квартире Кругловых четыре аппарата. Так что возможности дозвониться у меня еще были, и я снова набрала номер.
На сей раз трубку подняли не сразу. Моих ушей достиг хоровой рев Мишки и Гришки, однако где-то на заднем плане. Зато голос их бабушки, Елизаветы Павловны, прозвучал очень четко:
— Ванда-алы! Марш в угол!
— Не хоти-им в угол! — удалялись голоса близнецов.
— Кому я сказала! — вновь воскликнула бабушка. — Или немедленно в угол, или сейчас вызову из мастерской отца!
Вопли разом смолкли. Видимо, встреча со Станиславом Климентьевичем в такой ситуации Мишке и Гришке не улыбалась.
— Ну, что ты с ними будешь делать! — в сердцах произнесла Елизавета Павловна, После чего, словно бы спохватившись, виновато добавила: — Ой, простите, кто говорит?
— Здравствуйте, — тут же отозвалась я. — Это Агата.