Я замерла. Даже старалась почти не дышать.
— Естественно, нет, — услыхала я презрительный голос Мити́чкиной. — Эта дура вообще никогда ни о чем не догадывается. А если даже и догадалась, то еще лучше. Меньше воображать о себе будет. А то они с Адаскиной ходили и думали, что мальчишки всегда только с ними будут.
— И просчитались, — льстиво захихикала Галька.
— Еще как! — довольным голосом продолжала Мити́чкина. — Нужны им какая-то Зойка из подворотни и эта коса на кривых ногах.
Судя по донесшимся до меня звукам и восторженным похихикиваниям Гальки Поповой, Мити́чкина, кривляясь, прошлась перед ней, изображая меня. Я совершенно обалдела от того, что услышала. У меня кривые ноги? Никто еще мне такого в жизни не говорил. Вот коса у меня и впрямь до сих пор сохранилась. У единственной в классе. Я уже несколько раз порывалась отрезать ее, но меня все отговаривают. В том числе, между прочим, и Зойка.
— А Клим-то, Клим, — столь же довольным голосом, что и прежде, продолжала Мити́чкина. — Я только пальцем его поманила — и порядок.
Дверь хлопнула. Они вышли. Я еще долго стояла, застыв в запертой кабинке. Никогда даже предположить не могла, что Танька Мити́чкина меня до такой степени ненавидит. По-моему, даже больше, чем ее ненавидит Зойка. Мне-то всегда казалось, что уж с кем, с кем, а с Танькой мы по жизни совершенно не пересекаемся. Но, видимо, Зойка права: в этом году нас ожидает много нового, в том числе и много открытий. Но почему Мити́чкина говорит, что у меня кривые ноги?
Я поменяла поехавшие колготки на гольфы, отперла дверь кабинки и уже собиралась выйти в коридор, когда навстречу мне вошла Зойка.
— Ты? — уставилась она на меня.
— Зойка! — воскликнула я. — Только не ври. Скажи честно: у меня действительно кривые ноги?
— Та-ак, — скорбно покачала головой она. — У тебя окончательно съехала крыша.
— Говори, какие у меня ноги! — снова потребовала я.
Зойка вздохнула и стоически произнесла:
— Объясняю для идиотов: прямые. Прямее некуда. А с чего тебя вдруг разобрало?
— Мити́чкина только что, стоя здесь, сказала Поповой, что я — коса на кривых ногах.
— В лицо? — округлились глаза у Зойки.
— Нет. Я в кабинке меняла колготки.
— Тогда ничего удивительного, — как-то даже успокоилась Адаскина. — Поверь уж мне: это самое приятное, что они с Галькой о тебе думают. И вообще, чему ты удивляешься? Я ведь тебе уже тысячу раз про Мити́чкину объясняла.
Я, внимательно посмотрев на Зойку, ответила:
— Знаешь, пожалуй, ты была права.
— Ну, наконец-то, — с почти счастливым видом произнесла она. — Кстати, ты что-нибудь решила?
Глава VI. ОПЕРАЦИЯ «ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ».
После того, что я имела несчастье минуту назад подслушать, настроение мое резко переменилось. И я с уверенностью ответила Зойке:
— Да. Решила. Согласна.
— Давно бы так, — просияла она. — Сколько лет уже тебе твержу: подлецов надо учить.
— И, наверное, ты права, — у меня в ушах все еще продолжали звучать голоса Таньки и Гальки.
— А я всегда, подруга, права, — с наглостью заявила Зойка. — Просто ты этого иногда не понимаешь.
Дальнейшие наши разговоры прервал звонок. Едва мы оказались на истории, Зойка пододвинула ко мне тетрадь. В начале новой страницы было написано:
«Учти, теперь нам в школе необходима строжайшая конспирация. Здесь у всех стен есть уши. Поэтому будем обмениваться мнениями о предстоящем только письменно».
«Согласна!» — написала я ниже и отправила тетрадь на другую половину парты. Правда, она немедленно вернулась назад:
«Что ты согласна, не сомневаюсь. Меня интересуют твои мнения и предложения».
Я задумалась. Праздника в том виде, как наметила его Мити́чкина, мне теперь явно не хотелось. Однако своего способа сорвать его у меня не было. Правда, мы вчера с Зойкой говорили про магнитофонную запись, однако я по-прежнему всерьез сомневалась, что этот план возможно осуществить.
Пока я, усиленно изображая, будто с предельным вниманием слушаю историчку, продолжала весьма безуспешно ломать голову, тетрадь от меня уехала и возвратилась с вопросом:
«Почему ты так ничего и не написала?» — Мне пришлось честно признаться:
«Пока не придумывается».
«Ты хоть помнишь, о чем мы вчера говорили?» — письменно осведомилась Зойка.
«Про Тимку и запись, — ответила я. — Но как мы заставим его говорить гадости о Мити́чкиной, да еще в микрофон?»
Тут меня с силой ткнули в спину. Я обернулась. На меня пристально взирал Будка:
— Агата, алгебру сделала? Дай списать.