Выбрать главу

— Я не кивала, а просто думала, — виновато произнесла я. Ну, совершенно не заметила, как Зойка мне что-то говорила.

— Ты действительно ни во что не врубилась или придуриваешься? — никак не могла поверить она.

— Не врубилась, — сказала я. — Объясняю ведь тебе русским языком: я задумалась.

В голубых глазах моей подруги мелькнуло любопытство:

— И о чем же ты так глубоко задумалась?

— Уже не помню. — Мне не хотелось вдаваться в подробности.

— Ладно. — Зойка, к счастью, была целиком захвачена собственными идеями. — Повторяю еще раз. Только больше не отвлекайся.

— Ты лучше говори, — поторопила я.

Но именно в этот момент раздался звонок.

— Отложим до следующего урока, — сказала Зойка.

— А на перемене разве нельзя? — удивилась я.

— Нельзя, — решительно запротестовала она. — Удивляюсь, что сама не видишь.

Впрочем, я уже видела. И слышала. Перегнувшись длинным и узким телом через собственную парту, Будка вклинился между нами и отбивал двумя линейками по нашей парте какой-то бешеный ритм. Серега Винокуров, задрав Митькины ноги в воздух, отбивал тот же самый ритм его ботинками, умудряясь при этом приплясывать и петь нечто на тарабарском языке. Звучало это примерно так:

Оголай, махалай, Хай, хай, хай. Магелай, пагелай, Вай, вай, вай! 

Адаскиной эта однообразная песня быстро наскучила, и она хлопнула учебником математики по Будкиной башке.

— Уби-или! — прекратив наконец отбивать ритм, истошно завопил Митька.

— Адаскина убийца, — вторил ему Винокур и, заржав, добавил: — Зойка — киллер.

— Если не заткнешься, — сказала ему моя подруга, — то сам «Математикой» получишь.

— Куда тебе, Адаскина, — продолжал хохотать Винокур. — Не дотянешься.

— Почему это не дотянусь? — Зойка попробовала достать его «Алгеброй», но промахнулась. Видимо, сказывались усиленные Серегины занятия баскетболом. Реакция у него была отменная, и он с легкостью увернулся от нее.

— Потому что, — Винокур посмотрел на Адаскину, как слон на Моську, — я большой, а ты махонькая. Тебя вообще под микроскопом рассматривать надо.

— Между прочим, маленький рост для женщины совсем не недостаток, а достоинство, — передернула плечами Зойка.

— Да-а? — вытаращился на нее Винокур.

По-моему, он мысленно прикидывал, способна ли женщина маленького роста закинуть мяч в баскетбольную корзинку. Потому что для Сереги никаких других достоинств не существует.

— На напрягай свою слабую головушку, Сережа, — покровительственно произнесла моя подруга.

— Нет, Адаскина, — на полном серьезе начал Винокур, — я все-таки не врубаюсь, в чем же достоинство?

Кажется, вопрос с корзиной и мячом был им решен не в пользу Зойкиного роста.

— Повзрослеешь — узнаешь, — умудрилась на него взглянуть как-то свысока моя подруга.

И тут я впервые в жизни увидела, как наш Серега краснеет. Что уж он там подумал, не знаю. Однако больше вопросов Зойке он не задавал.

Едва начался следующий урок, я осведомилась у Зойки:

— Ну, скажешь мне наконец, что ты там придумала?

— Вот, — придвинула она ко мне тетрадь в красивой обложке с ромашками, раскиданными по зеленому полю. — Видишь?

— Вижу. Тетрадь, — откликнулась я. — И что дальше?

— Предлагаю сюда писать, — ответила Зойка.

— Что именно? — не поняла я.

— Мысли разные, — продолжала Адаскина. — В общем, переписываться.

— Да мы и так с первого класса с тобой переписываемся. — Я все еще не видела ничего принципиально нового в Зойкиной затее.

— Так мы ведь на всяких клочках переписывались, — сказала моя подруга. — Они потом теряются. А тетрадь мы с тобой сохраним. После хоть через двадцать лет раскрой и прочти. Знаешь, как будет интересно.

— Действительно, интересно. — Я вынуждена была согласиться. Через двадцать лет мы наверняка станем совсем другими, и, естественно, любопытно будет вспомнить себя прежних.

— К тому же, — продолжала шептать мне в ухо подруга, — когда пишешь в тетради, учителям меньше в глаза бросается. Им-то, бедненьким, будет казаться, будто мы с тобой их мудрые мысли записываем. А они это, между прочим, очень любят. Поэтому выйдет полное сочетание приятного с полезным. Мы будем спокойно вести переписку, одновременно изображая из себя паинек.

— К тому же, — все сильнее увлекала меня ее идея, — и дома туда что-нибудь можно записывать.

— Естественно, — подтвердила Зойка. — И чем больше, тем интереснее.

— Ну да, — все сильнее воодушевлялась я. — Это же очень здорово. Не на всех уроках подробно напишешь. А потом, дома, можно добавить пропущенное.