— Он что, на «Ямахе» всю Россию пресечь собрался? — приподнял густые брови Четвертаков.
— Нет, хотел, говорит, до Волгограда доехать. Он, конечно, псих, но не настолько, чтобы рассчитывать добраться по нашим дорогам на этой японской штуке до, скажем, Новосибирска, не говоря уже о Владивостоке.
— Так, так, — покивал головой Володя, — Забавно. И что дальше?
— А что дальше… Известно, что. Всех сумасшедших какой-то незримой силой непременно тянет в Танаис. Вот и этого притянуло. А «Ямаха» возьми и сломайся. Что-то с цилиндрами, по-моему. А денег на запчасти у него нет и русского он практически не знает. — Черемша помолчал, прихлёбывая чаёк и хитровато поглядывая на Четвертакова. — Ты же у нас известный механик. Помоги, а? ради дружбы народов. А то он тут до осени застрянет, сам же знаешь, как в Танаисе это бывает. А у меня экспедиция скоро.
— Вот блин с горохом! — восхитился Володька. — Удивляюсь я с этой молодёжи! Без денег и языка на «Ямахе» через всю Россию… Авантюристы, блин! Впрочем, я и сам такой был. Да и сейчас, пожалуй… Ладно, показывай, где этот французский орёл с японским аппаратом.
— Пошли! — обрадовался Виктор Фёдорович. — Пошли. Я вас познакомлю! Только вот ума не приложу, как тебе с ним разговаривать. Он не только русского, он и английского-то толком не знает. Прямо тундра какая-то. Даром, что француз!
— Я немного знаю французский, — сказала Зоя.
— Замечательно! — энтузиазм директора музея-заповедника был воистину неисчерпаем. — Пошли!
И они пошли.
Сумасшедшего француза разместили в Башне поэтов — уменьшенной копии танаисской сторожевой башни, которую лет пятнадцать назад построили всем миром, и в которой часто и подолгу жили некоторые ростовские и прочие поэты, из-за чего Башня и получила такое название.
Симон оказался молодым чернявым пареньком, чем-то смахивающим на лицо кавказской национальности.
— На грузина похож, — заметил Четвертаков, здороваясь с французом, — У нас в институтской команде был, помнится, такой Нукри Герсамия — просто копия Симон!
— Гасконец, наверное, — предположил Егор. — Гасконцы — это те же баски, а баски, вроде, давным-давно когда-то из древней Грузии вышли, — и, обращаясь к Симону, прямо спросил. — Гасконь?
Зоя, как смогла, перевела, и Симон затараторил в ответ, вставляя невпопад немногие известные ему русские слова. И тут Егор вдруг осознал, что кое-что понимает!
Да, говорил Симон, его предки были гасконцы. Россия прекрасная и огромная страна. Добрые отзывчивые люди. Кормили. Помогали. Поили. Много поили. Расскажу во Франции всем друзьям и знакомым. Не могу дальше ехать. Мотоцикл. Мало денег.
— Не дрейфь, — махнул рукой Володька, — починим мы твой мотоцикл… — и замер с открытым ртом.
— Что, — спросил Егор тихонько, — ты тоже понял, что он сказал?
— Не всё, — хрипло и тоже тихо ответил Четвертаков, — но главное, по-моему, понял.
— А говорили, что французского не знаете, — обиженно заметила Зоя.
— Говорить не можем, — быстро пришёл в себя Егор, — а понимать, оказывается, немного понимаем.
Мотоцикл содержался в гараже музея-заповедника, и там, при ярком электрическом свете, Володька наскоро осмотрел японское чудо техники.
— Всё ясно. Цилиндр пробило, — поставил он диагноз, — Надо менять.
— И как? — спросил непосредственно заинтересованный в этом деле Черемша.
— В понедельник привезёшь мне его на работу. Я имею в виду мотоцикл, а не француза. Что-нибудь придумаю. Автобус-то твой на ходу?
Виктор Фёдорович уверил, что автобус на ходу и в понедельник он обязательно «Ямаху» привезёт.
— Ну хорошо, — сказал Володька, — Денька за два-три починим.
Пока цилиндр найдём, пока то да сё… Выдержит твой француз ещё несколько дней?
Симон непонимающе переводил взгляд с Черемши на Четвертакова и обратно. Зоя сжалилась и коротко перевела. Симон заулыбался и активно закивал головой — выдержу, мол, не сомневайтесь!
— Куда он денется, — мрачновато усмехнулся Виктор Фёдорович. — Девки мои его тут кормят как на убой, а поэты и художники поят…
— Как на упой, — подсказал Егор.
Зоя засмеялась.
— Вот именно, что на упой, — подтвердил Черемша. — Не жизнь, в общем, а рай земной, можно сказать. Мне бы так.
— Мы уже, Витя, с тобой не в том возрасте, чтобы такой жизнью жить, — обнимая Черемшу за плечи, сказал Володя. — Мы люди взрослые, степенные и на нас, следовательно, лежит ответственность.