Такому мужчине, как Айзек, нелегко признаться в любви, и, возможно, он сказал это случайно, но он все равно это сделал. Он все равно был искренен.
Недосягаемый мужчина любит меня… МЕНЯ! Я должна счастливо танцевать.
К сожалению, мне нужно на работу. Я чертовски ненавижу вторники. По крайней мере, так было до сегодняшнего дня.
Вторник навсегда останется в моей памяти как день, когда он рассказал мне о своих чувствах… случайно.
Айзек
Все прошло не так, как планировалось.
Что мне теперь делать?
Я должен просто послушаться ее и оставить все как есть. Нет смысла что-то затевать. Девушке восемнадцать, она может сама принимать решения.
Честно говоря, я не могу поверить, что сказал «люблю». Я не люблю Элоизу… Она мне очень дорога, но это не любовь. Наверное. Это близко к ней, но не совсем.
Я не знаю, как со всем этим справиться.
Я сижу с родителями, ненавидя то, какой хрупкой она выглядит, когда папа помогает ей ужинать. Ей стало еще хуже, чем на прошлой неделе. Ее руки так сильно дрожат, что она даже не может удержать вилку между пальцами.
— Хочешь пить? — Спрашиваю я ее, и она смотрит на меня самым пустым, остекленевшим взглядом, который я когда-либо видел.
Мой папа помогает ей поднести стакан к губам, и она выпивает его быстрее, чем я когда-либо видел.
Она все время забывает поесть, поэтому мы ввели для нее режим дня. Она сильно похудела. Она забывает, что голодна, и ест маленькими кусочками. Прогрессирование происходит быстро, слишком быстро.
Папа берет ее почти пустую тарелку и, вставая, целует ее в макушку.
Она поворачивается к телевизору с пультом в руке и переключает каналы. В последнее время она не хочет находиться рядом с нами. Когда у нее нет проблем, она тихая, подавленная и определенно депрессивная. По словам Сюзанны, она не хочет, чтобы мы ее навещали.
Я больше не собираюсь тратить время на то, чтобы оставаться в стороне.
— Что он там делает? — Шипит мама через минуту.
— Он моет посуду.
Мама переводит взгляд на дверной проем и прищуривается.
— Что ты там делаешь?
— Мою посуду. — Мой отец возвращается, мыльная пена доходит ему до локтей.
Мама отводит взгляд, на ее лице застывает маска подозрительности и недоверия. Вздохнув, папа возвращается на кухню.
Я беру у мамы пульт и подмигиваю, когда она пытается забрать его обратно.
— Заноза в заднице.
Я лишь смеюсь и выбираю фильм, пока она дуется. Папа бы отругал меня, но я, честно говоря, не думаю, что, если я буду душить ее заботой и обращаться с ней как с избалованным ребенком, это улучшит ее последние минуты, проведенные с нами.
Думаю, все, что ей нужно — это нормальность, и то, что я отбираю пульт — это нормальность. Это то, что я обычно делаю.
Я сидел на диване рядом с Элли, которая держала на коленях большую миску хлопьев с корицей. Она набивала рот ложкой, не отрывая глаз от какого-то реалити по телевизору.
Ни за что на свете я не стал бы смотреть это дерьмо. Она, казалось, приклеилась к телевизору, поэтому я не думал, что она заметит, как я наклонился за пультом. Я был неправ. Как только мои пальцы коснулись пластика, я почувствовал металлический изгиб ложки на костяшках пальцев.
— Блять! Ауч! Какого черта? — Она вернулась к еде, даже не оторвав взгляда от телевизора. — Это больно. — И снова она не обратила на меня внимания.
Я попробовал еще пару раз, добившись того же результата, прежде чем встать и пойти к холодильнику.
— Хочешь пить? — Спросил я, слыша, как она хрустит едой.
— Нет.
— Нет, спасибо, — поправил я, но снова не получил ответа.
Я прокрался за ее спиной, низко пригнувшись, чувствуя себя парнем из "Миссия невыполнима".
Я был уверен, что она меня не слышит.
И снова я ошибся. На этот раз ложка попала мне по голове.
— Ты не получишь его.
Ауч. Я потер больное место на голове и вернулся на свое место. Это было бессмысленно. Она действовала слишком быстро.
Поэтому я украл у нее хлопья и ложку.
Я думаю о том моменте и вспоминаю, что на самом деле не хотел переключать канал. Я просто хотел привлечь ее внимание и добился своего. В ту секунду, как я украл у нее хлопья, она начала кричать на меня, сказав, чтобы я взял себе свою тарелку, прежде чем пошла готовить себе другую порцию.
Я смеялся все это время.
Может быть, я действительно люблю ее.
Помню, как в тот момент у меня потеплело в груди, когда она отчитала меня и заметалась по кухне, хлопая дверцами и сердито роясь в ящике в поисках еще одной ложки.