— Как ты себя чувствуешь?
Я моргаю и пытаюсь снова сесть, но они с Элли хватают меня за плечи.
— Пока нельзя, — тихо говорит Элли и проводит пальцами по моим волосам. Я двигаюсь навстречу ее прикосновениям, закрывая глаза и наслаждаясь ими. — Тебе пока не стоит двигаться.
— Что произошло? — Мой голос звучит хрипло и грубовато.
— Мы поговорим об этом через минуту. — Говорит папа, когда Элли подносит соломинку к моим губам. Я отпиваю холодной воды, на вкус как пепел. — Вызови медсестру.
Элли кивает и нажимает что-то на стене. По комнате разносится тихий звуковой сигнал, и через несколько секунд дверь открывается.
Женщина в белом проверяет мои показатели, задает множество вопросов, прежде чем дать мне еще воды и позвать врача.
Когда тот уходит, рассказывая мне о том дерьме, которое он сотворил с моим телом, чтобы поправить его, у моего отца наконец-то появляется достаточно времени, чтобы свалить на меня всю информацию.
Когда он говорит мне, что отец Элли пырнул меня ножом, все возвращается, а вместе с этим и мигрень. Элли нажимает на кнопку, чтобы ввести морфий, который поступает по трубке мне в руку. Мигрень проходит, боль притупляется, но вместе с ней и мои мысли.
— Полиция захочет поговорить с тобой, — мягко говорит мой папа. — Они уже говорили с нами. Насколько ты помнишь, ты споткнулся об одну из туфель Элли и врезался в стол. Это был несчастный случай. Мы все были там за ланчем, и все произошло быстро.
— Но это был не несчастный случай, — выплевываю я, удивляясь, какого хрена он защищает человека, который чуть меня не убил.
— Это был несчастный случай, потому что, если это не так, то ты будешь нести ответственность за свой роман со школьницей.
Я издаю рычание.
— Это чушь собачья.
— Таким образом, ты сохранишь свою работу, твоя семья не будет опозорена, а Элоиза не потеряет свое место в Кембридже. Ваши отношения не только будут расследованы, но и ее экзаменационная работа, переданная тебе, будет списана как плохо оцененная из-за фаворитизма. Ей придется пересдавать историю и пересдавать экзамены, что отодвинет ее еще на год.
Я держу рот закрытым и киваю. Он прав. Может, меня и не арестуют из-за ее возраста, но обе наши жизни будут разрушены.
— Мистер Блэкберн ничего не скажет, потому что из-за того, что он сделал, его надолго упрячут за решетку. — Элли всхлипывает. Я слышу в ее сдавленном плаче чувство вины и сжимаю ее руку, чтобы успокоить. Это не ее вина. В том, что сделал ее отец, нет ее вины. Мой отец продолжает: — Что касается ваших отношений, то после сегодняшнего дня вы будете держаться подальше друг от друга. Элли поедет домой, будет готовиться к каникулам и вести себя так, будто все хорошо, прежде чем переехать в Кембридж, а ты останешься учителем, который не прикасается к другим гребаным школьницам.
Моя мигрень возвращается, когда я смотрю на отца.
— Это мое решение. Это решение Элли.
— И тогда вся наша сегодняшняя ложь окажется напрасной. — Шипит он, вцепившись в спинку кровати обеими руками. — Прямо сейчас, Айзек, ты нужен своей матери. То, что между вами с Элли, вероятно, ненадолго. Она молода и глупа, а ты старше и еще более глуп. Если ты продолжишь эту шараду, ты погубишь нас всех. Не только себя и Элли, но и меня тоже. На кону будет моя карьера. Твою мать отправят в дом престарелых, если я не получу свою пенсию. Ты этого хочешь? — Он не останавливается. Даже видя горе на моем лице, он не останавливается. — Если вы действительно любите друг друга, вы подождете несколько лет. — Он с отвращением смеется. — Я, честно говоря, не могу поверить, что мне приходится объяснять это своему тридцатилетнему сыну. Тебе следовало быть разумнее.
Он прав. Я должен был быть разумнее, но не был.
Элли тихо плачет рядом со мной. Знаю, что она тоже согласна с моим отцом.
— Ты можешь остаться, пока не закончится время для посещений, Элли, а потом поедешь домой.
Мы оба смотрим друг на друга. Я поднимаю руку и вытираю слезы с ее щек тыльной стороной пальцев. Она целует мою ладонь и закрывает глаза.
— Я пойду сейчас.
— Нет, — говорю я, крепко сжимая ее пальцы. — Не сейчас. Останься еще немного.
Когда она кивает, я чувствую, как меня охватывает облегчение. Но это ненадолго. Мое измученное тело отключается прежде, чем я успеваю это остановить.
Когда я просыпаюсь, ее уже нет, как и моего отца. Единственные люди в комнате — это два офицера в форме, ожидающие моего допроса.
Глава 31
Элоиза
Я собираю свою последнюю сумку и спускаюсь с ней по лестнице. Мама хватает ее и несет к машине.