Там была одна фотография. Я не уверена, почему взяла ее. Но это была Хэдли в возрасте одиннадцати лет. Он отмечал их. Еще писал возраст.
По какой-то причине я знаю, что она не получит удовольствия от того, что ее коллеги будут смотреть на ее лицо на их доске, если его тело когда-нибудь найдут, и эти фотографии обнаружат. Она сильная и гордая, и, скорее всего, все это время верила, что это действительно было в ее голове.
Они убедили ее, что она сумасшедшая. Собственная мать убедила ее, что она это выдумывает. Она заплатила профессионалу за помощь, просто потому, что женщина не могла принять, что замужем за извращенцем, который приставал к ее дочери.
Хэдли сбежала.
Убежала, потому что думала, что она грязная и неправильная.
Так много хороших людей в мире, и потребовалось одно чудовище, чтобы положить конец страданиям стольких невинных детей.
У меня нет причин чувствовать себя обязанным девушке, которая хочет убрать меня, но что-то заставляет меня думать, что мы одинаковые. Я бы сошла с ума или убила себя, если бы не было Джейка.
У нее такого Джейка не было.
Возможно, Логан ― самое приближенное к Джейку, поэтому она пришла за тем, кто, по ее мнению, играл с ним.
Я бы убила любую суку за Джейка.
Хэдли не заслужила быть сломленной, поэтому она никогда не увидит этих фото.
Я переодеваюсь на гравийной дороге, внимательно следя за всем, что с меня падает. Мои волосы крепко связаны на голове и обмотаны пленкой под шапкой.
Моя одежда не представляет собой ничего выдающегося ― это вещи неизвестного бренда, которые можно приобрести в любом местном магазине. Я стараюсь покупать вещи, которые можно найти повсюду, чтобы ничто особенного не выдало меня.
Из моего кармана выпадает гвоздь, и я наклоняюсь, чтобы поднять его. Я не уверена, зачем забираю гвоздь из его дома. Мужчины ведь нет в списке. Возможно, это все привычка. Или, может быть, я действительно переняла сбор трофеев у серийных убийц.
Я всегда беру гвоздь оттуда, где они умирают.
Его гвоздь будет рядом с другими, обретя дом с другими извращенными сукиными сыновьями.
Ощущая тепло и уют от чистой, сухой одежды, я возвращаюсь к месту встречи, делая последний обход.
Старый дровяной сарай находится в тридцати километрах вниз по дороге, построенный на частном охотничьем угодье. Я открываю дверь и слышу суетливое движение.
Испуганные глаза встречаются с моими, и я вижу девчонку, забившуюся в угол. Она грязная, напуганная и совсем одна.
― Я тут, чтобы спасти тебя от монстра, ― мягко говорю я в темноту сарая.
Дрожь медленно отступает, когда она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, в которых читается надежда.
― Ты ангел? ― спрашивает она.
Слова грубые и хриплые, будто девочка обезвожена.
― В сравнении с ним, да, ― честно отвечаю я.
Она медленно встает, но продолжает смотреть на меня с подозрением. Ей не больше восьми лет.
― Ты не знаешь, есть ли у него кто-то еще? ― задаю я вопрос, зная, что он поклялся, что была только она, но их могло быть больше.
Она качает головой.
― Другая не вернулась.
Мое сердце сжимается.
― Пойдем. Я отведу тебя туда, где ты будешь в безопасности.
Она кивает, и хотя ей страшно, подходит ко мне, готовая столкнуться с любой опасностью, которой я могла бы ее подвергнуть, лишь бы он не вернулся и ничего больше с ней не делал.
Когда она спотыкается, я подхватываю ее, но она не отшатывается. Храбрая девчонка.
Она позволяет мне отвести себя к машине, и усадить на пассажирское сиденье. В ее глазах стоят слезы, готовые пролиться. Надежда уже покинула ее, когда я появилась.
Я оббегаю машину и забираюсь на водительское место, формируя рискованный план. Есть одно место, где она может быть в безопасности.
― У тебя есть семья?
Она качает головой.
― У меня есть подруга... женщина... я знала ее в другой жизни. Она бы стала хорошей мамой. Думаю, она позаботится о тебе.
Девочка убирает грязную прядь волос с глаз.
― Правда? Она защитит меня от него?
― Я защищу тебя от него. Обещаю, что он никогда не вернется. Веришь мне?
Она долго изучает меня, а глаза еще больше наполняются слезами. Я испугала ее до чертиков. Черт возьми.
― Ты на самом деле ангел, ― произносит она, наконец, и мое сердце пропускает удар.
Я больше ничего не говорю, когда еду домой к Линди Мэй. Она одна из тех, кто может увидеть приведение и не моргнуть.
― Как тебя зовут? ― спрашиваю я у девочки, которая с каждой минут все больше расслабляется.
― Он называл меня Лисенком. Но мое имя Лорел, ― отвечает она, зевая и прислоняясь к окну.
Моя хватка на руле усиливается. Жаль, что я не отрезала ему член и, запихнув в рот, не зашила его.