– Ого, – присвистнул Алекс. – Это наверняка не запчасти транспортера грунта или другого оборудования для механизации земляных работ, как объяснял мне радушный ученый. Все, Бенсон, нашел я твой скелет в шкафу, и к археологии он не имеет ни малейшего отношения.
Однако радоваться было рано, зацепка была, но, что она означала, было пока совершенно неясно. Спрятав находку в нагрудный карман рубашки, Алекс поспешил за Бенсоном, узнать, в чем причина криков и выстрелов.
Когда Алекс подошел к месту стрельбы, глазам его предстала картина, неоднократно описанная в учебниках по психиатрии – массовый психоз со всеми клиническими признаками.
Толпа оборванных арабов бесновалась вокруг какого-то предмета, лежащего на земле. Кто плакал, кто танцевал, кто кричал, причем не что-то конкретное, просто кричал, то есть издавал никак не модулированные очень громкие звуки, и все они от избытка чувств периодически палили в воздух из автоматов. Предмет, из-за которого поднялся такой переполох, оказался серебряным с частично стертой позолотой барельефом Саддама Хусейна. Рабы нашли икону своего бога-тирана и свихнулись от радости. Зрелище было не столько смешным, сколько жалким и грустным.
«Странно, – думал Алекс. – Почему он набрал рабочих из единоверцев Хусейна – суннитов, а не местных жителей, ведь это исконно шиитский район?»
С огромным трудом Бенсону удалось кое-как успокоить темпераментных саддамофилов. Но – поздно: со стороны Сабаха показался мощный столб пыли, означавший, что приближаются гости, наверняка это были военные местного гарнизона, выехавшие на звуки выстрелов.
«Ну вот и кавалерия, сейчас они устроят Хэллоуин», – с досадой подумал Алекс, встреча с соплеменниками никоим образом не входила в его планы.
Приближение гостей заметил и Бенсон, у него эта встреча также не вызывала восторга.
Из-за горизонта появились четыре «Хаммера», три из них были вооружены крупнокалиберными пулеметами, и два бронетранспортера. Не долго думая, они прямо с марша охватили место действия в полукольцо. На едва остановившихся «Хаммерах» зачавкали пулеметы, рассыпая пули над головами арабов.
Бенсон бросился к своим рабочим, приказывая им лечь и не открывать огня, но почитатели Саддама продолжали стоять, ощетинившись автоматными стволами.
Вновь застучали американские пулеметы, на этот раз очередь прошла чуть ниже, многие, наиболее сообразительные, упали на землю. Самые тупые и озлобленные продолжали стоять, среди них был и Алекс. Он, лишь немного присев, продолжал снимать все происходящее на камеру. Пулемет рассыпал еще несколько очередей, и все успокоилось, обошлось без жертв.
Из бронетранспортеров высыпали пехотинцы, окружив арабов. Появился офицер. Бенсон направился было к нему, но один из пехотинцев с помощью приклада «М-16» довольно доходчиво дал понять, что ходить никуда не стоит, если надо – начальство само подойдет, а ваше дело стоять и смирно ждать своей участи. Глаза Бенсона налились кровью, но у него хватило ума не спорить с солдатом, и он, стиснув зубы, молча снес возмутительное поведение американского быдла. Тем более что аргумент у пехотинца был более чем убедительный.
Трое здоровенных морпехов направились в сторону Алекса, продолжавшего все аккуратно фиксировать на пленку. Они остановились в нескольких шагах от него.
– Слышь, недомерок, выключи камеру и давай ее сюда, – потребовал сержант, афроамериканец, который был на добрую голову выше журналиста.
– Господа, обращаю ваше внимание на то, что согласно Женевской конвенции, запрещается вести военные действия против представителей средств массовой информации, – дурашливо проговорил Алекс.
– Ты тут дурачка-то из себя не строй, камеру давай, я сказал, – приказал сержант.
– Мой черный брат, ну зачем тебе моя камера, она с системой интеллектуального управления, ты с ней не справишься. У меня в машине есть баскетбольный мячик, хочешь, я тебе его подарю, это как раз под твой рост и интеллект, – продолжал издеваться над сержантом Алекс, ни на минуту не выключавший камеру.
Он понимал, что добром этот инцидент не закончится, и специально заводил пехотинцев с тем, чтобы у них появилось острое желание дать ему в морду, тогда они не будут стрелять. Ему во что бы то ни стало нужно сохранить кассету, а для этого необходимо было остаться живым и хорошо бы здоровым.
– Не понял, что он говорит? – растерянно спросил сержант, обращаясь к своим товарищам.
– Сдается мне, он обозвал тебя идиотом, Бил, – сказал один из солдат.
– Чего? Ах ты, недоносок аль-джазировский. – И с этими словами Бил бросился на журналиста, пытаясь провести ему прямой в челюсть, очевидно считая, что мордобой не является нарушением Женевской конвенции, а может быть, он просто не являлся ее сторонником.
«Сработало», – обрадованно подумал Алекс.
Нарушитель конвенции был правша, Алекс отклонился вправо буквально на несколько сантиметров, слегка присел, выставив вперед левую ногу и руку, согнутую в локте. Удар пришелся негру в горло, он захрипел и рухнул на колени. Алекс сделал полшага влево и ударил сержанта пяткой в ухо, что вырубило парня окончательно.
– Извини, брат, но насчет мяча я тебя обманул. Нет у меня в машине мяча, извини, – сказал он, глядя на неподвижное тело сержанта. – А впрочем, ближайшие дней десять ты все рано в баскетбол играть не сможешь, так что отдыхай.
Двое других пехотинцев, никак не ожидавших такого поворота событий, наконец пришли в себя и, отчаянно матерясь, дружно бросились на журналиста. Нападавший слева хотел ударить его прикладом в голову, но Алекс немного отвел голову назад, и солдат промахнулся, подставляя лицо под удар. У Алекса было огромное желание ударить парня по зубам, но он пожалел его и вместо этого провел боковой скользящий в подбородок, солдат рухнул, как подкошенный. С третьим было совсем просто: удар ребром ладони по основанию черепа отправил отдыхать и его. Алекс старался проводить щадящие удары, чтобы как можно меньше нанести ущерба здоровью солдат – свои ведь как-никак, хотя и придурки.
Драка, вернее, избиение морпехов, заняло буквально несколько секунд, причем все это мероприятие Алекс провел, не выпуская камеры из рук.
– Ну ладно, парни, отдыхайте, извините, если что не так. Следующий раз с прессой не связывайтесь, пресса – великая сила. – И с этими словами он направился к «Хаммеру», из которого уже вылезал водитель на подмогу своим товарищам.
– Вот какой молодец, сам вышел. А я уж думал, как тебя вытащить, чтоб не особенно помять, – сказал Алекс, обращаясь к водителю.
За столь хорошее поведение он не стал бить солдата, просто ловким приемом выбил из его рук «М-16», которая полетела в одну сторону, взял его за шкирку и швырнул в другую, к трем телам его товарищей, уже валявшихся в серо-коричневой вонючей пыли Месопотамии.
Алекс запрыгнул в «Хаммер», завел двигатель, благо водитель не додумался вытащить ключ из замка зажигания, не пришлось ломать рулевую колонку, и автомобиль с журналистом исчез в клубах пыли.
Пулеметчик одного из «Хаммеров» разворачивал турель в сторону быстро удаляющейся машины и изготовился к стрельбе, но офицер диким голосом закричал:
– Отставить! Не стрелять! Ну его к черту, пускай лучше уходит, никуда он не денется.
Еще не утих недавний инцидент с ранением итальянской журналистки Джулианы Сгрены, и без того натерпевшейся в плену арабских бандитов, стоивший не одного седого волоса президенту и госсекретарю, после которого командование войск коалиции категорически запретило стрелять по прессе.
Возможно, безвинно пролитая кровь Джулианы была пролита не зря, – в данном случае она спасла жизнь Алексу. Неисповедимы пути твои, господи, особенно на войне...