Джеймс Роллинс
«Отводящая беду»
James Rollins
«Tagger» (2010)
Ловким движением запястья Су-линг Чой встряхнула аэрозольный баллончик и нанесла на цементную стену темного переулка последний штрих красной краски. Закончив, она осторожно — чтобы ни одна капелька краски не попала на черное шелковое платье — отступила и окинула взглядом свою работу.
Результат не совсем удовлетворил девушку: выходило и лучше. Это был ее знак-подпись — китайский символ, известный как фу. В свои шестнадцать лет Су-линг сознавала, что талантлива, и поэтому предъявляла к себе весьма высокие требования. Ее даже раньше положенного возраста зачислили в «Лос-анджелесскую академию дизайна». Однако рисунок на стене был куда важнее любой учебы.
Она взглянула на часы — Тетушка Лу, скорее всего, уже в театре — и хмуро воззрилась на знак.
Нужно сделать это.
Протянув руку, девушка коснулась середины китайского глифа и, как обычно, ощутила знакомое покалывание, от которого суставы наполнились огнем. Тепло пробежало по руке и окутало Су-линг головокружительным вихрем. Символ засиял, на мгновение изгнав из переулка мрачные тени.
Готово.
Но прежде чем девушка успела разорвать контакт с глифом, в запястье вонзились ледяные когти боли. Холод опалил до самых костей. Задыхаясь, она отдернула руку и отшатнулась назад.
Ай… что за чертовщина?
Су-линг осмотрела запястье. Никаких следов не осталось, однако отголосок студеного касания еще не утих. Она растирала руку, стараясь растопить лед, и не сводила широко раскрытых глаз со своего творения.
Знак на стене из ярко-малинового сделался черным — темнее царившего в переулке сумрака.
Она продолжала массировать запястье, сгибая его то в одну сторону, то в другую, и пыталась понять, что произошло. Символ-глиф был ее «тегом» последние три года, и она нанесла сотни точно таких же повсюду на необъятной территории Лос-Анджелеса.
Я сделала что-то не так? Нарисовала его слишком быстро? Чересчур небрежно? Допустила какую-то ужасную ошибку?
Беспокойство болью отдавалось в груди. Она подумывала все переделать, но времени уже совсем не осталось. Занавес поднимется меньше чем через пять минут, и балет начнется. Тетушка Лу, должно быть, уже сидит в частной ложе их семьи. Не выносившая легкомыслия тетя придет в ярость, если Су-линг снова опоздает.
Когда боль в руке утихла, тени, кажется, улетучились из рисунка. Алая насыщенность символа фу вернулась, словно ничего не случилось.
Какое бы осложнение ни возникло, теперь, похоже, все в было порядке. Она запихнула баллончик с краской в наплечную сумку и заторопилась к ожидавшему в конце проулка лимузину.
Взявшись за дверную ручку, девушка бросила через плечо прощальный взгляд. Иероглиф по-прежнему блестел на стене, напоминая потеки крови. Для большинства китайцев он означал простое пожелание удачи в Новом году; олицетворял собой две руки, ставившие на жертвенник подношение — кувшин рисового вина.
Но для Су-линг, изображенный символ фу был воплощением силы; отводил беду и сулил защиту, где бы она его ни нарисовала. Сегодня ночью здесь не произойдет никакого ограбления; владелец этого магазинчика «Севен-Элевен» вне опасности.
Или же она просто дала волю своим фантазиям. Таким вот незатейливым образом Су-линг отдавала дань уважения своей покойной матери и ее древним поверьям. Это позволяло девушке сохранять с ней связь, и не забывать о далеком прошлом, которое мать и дочь делили меж собой, — о деревушках, примостившимися среди рисовых полей, и о благоухавших вишневым цветом зорях.
Она вознесла беззвучную молитву своей маме и забралась на заднее сиденье лимузина. Внутрь ворвался порыв морского бриза, прилетевший со стороны расположенного поблизости Хантингтон-Бич; в воздухе чувствовался привкус соли… и пробивавшийся сквозь него гнилостный душок. Девушку охватила дрожь.
Всего лишь рыба и водоросли, убеждала она себя.
Сидевший за рулем Чарльз кивнул ей. Слова им были не нужны. Водитель служил их семье дольше, чем Су-линг себя помнила.
Желая ненадолго уединиться, она подняла разделительное стекло и попыталась успокоиться. В окне напротив виднелось ее отражение. Длинные черные волосы, закрученные неустойчивым каскадом, удерживала от падения парочка изумрудных заколок. Глаза своим цветом и блеском состязались с украшениями в волосах.
Словно призрак матери.
За последние несколько лет Су-линг не могла не заметить, что медленно превращается в двойника своей матери — одно поколение сменяло другое. Боль одиночества и утраты грызла девушку изнутри.