– Езус-Мария, зачем же так стучать и греметь… – послышался сонный, недовольный голос. Дверь открылась. Заспанная женщина, кутаясь в шаль и зевая, выглянула на крыльцо.
– Ах! Матка Боска! – рот её открылся, пальцы судорожно вцепились в дверной косяк. Отпрянув назад в сени, Лидия Орестовна с ужасом взглянула на стоящего у крыльца мужика с косой саженью в плечах. Лицо огромного каторжанина пересекали два длинных, рваных шрама. В руке был топор, на ногах – кандалы. Зелёные, стылые глаза смотрели недобро. Этот знаменитый силинский взгляд не раз доводил до оторопи самых отчаянных разбойников каторги.
Ефим озадаченно нахмурился. Затем, сообразив, в чём дело, усмехнулся и, отступив от крыльца на несколько шагов, низко поклонился:
– Прощенья просим. Меня Ефимом зовут, супруг ваш прислал для услуженья. Велено дров наколоть, воды принесть и прочее, что велите.
– Боже мой, ну ты меня и напугал… – медленно выговорила Лазарева, прислоняясь к дверному косяку. – Ступай прочь, ничего не надобно.
– Да вы не пугайтесь, барыня! – рассмеялся, не выдержав, Ефим. – Прикажите, что сделать, сроблю и уберусь.
Так и не дождавшись ответа, он пожал плечами, обвёл взглядом двор и не спеша направился к куче небрежно сваленных сосновых обрубков у забора. Кандалы его звонко брякали при каждом шаге. Лазарева некоторое время следила за ним, стоя в дверях. Затем передёрнула плечами и ушла внутрь.
Переколов дрова и сложив их в поленницу, Ефим наносил воды в бочку у ворот, затем прихватил в сенях два «чистых» ведра и наполнил их тоже. Порывшись в сарае, нашёл несколько плашек, выровнял их топором, принялся поправлять покосившийся забор. Увлёкшись работой, он не замечал, что Лидия Орестовна, спрятавшись за занавеской, наблюдает за ним в окно. Испуг её понемногу прошёл, ей даже стало немного смешно собственного заячьего прыжка в сени.
«Ну, чего же, в самом деле, бояться? Базиль, конечно, же болван и тряпка, – но не послал бы он ко мне убийцу рубить дрова… Однако, ну и сложение у этого… Кудеяра! Какие плечи… Взгляд, спору нет, невыносимый, просто мороз по коже… и физиономия вся в шрамах, чудовищно… но плечи-то! Сущий римский гладиатор! Вернее – скованный Прометей…» Лидия тихонько рассмеялась, зажмурилась от собственных мыслей. Снова осторожно выглянула во двор. В горле щекотно, как пузырьки шампанского, закололо озорство. Закусив пухлую нижнюю губу, она задумалась. И вдруг снова рассмеялась – безудержно, до слёз, фыркнув, как девочка-ученица. И опрометью кинулась в комнаты.
Покончив с починкой забора, Ефим вогнал топор в чурбачок у крыльца, поднял охапку дров и, пнув ногой незапертую дверь, вошёл в сени.
– Барыня! Дрова занесть дозволите?
– Ах, да заходи, конечно! – отозвался женский голос в глубине дома. Ефим привычно вошёл в столовую, вывалил дрова возле печи, выпрямился… и чуть не выругался от неожиданности: в дверях, глядя на него и улыбаясь, стояла хозяйка.
Некоторое время Ефим озадаченно щурился. Затем мотнул головой. Недоверчиво усмехнулся. Лазарева стояла перед ним в лёгком кисейном пеньюаре, небрежно перехваченном в поясе розовой лентой. Неубранные волосы вьющимися каштановыми прядями сбегали по плечам и груди. Полуопущенные ресницы дрожали, из-под них сонно и зазывно поблёскивали карие глаза.
«Красивая баба-то у Петровича!» – ошалело подумал Ефим, чувствуя, как разом пересохло во рту. По спине галопом помчались горячие мурашки. – «Небось, и получше Малашки будет… Хороша… а гулящая! Вон чего, видать, они столько лет не жили-то…»
Спохватившись, он отвернулся. Старательно глядя в угол за печью, спросил:
– Дозвольте, барыня, идти?
– Подожди. – Лидия, не сводя с него взгляда, перебросила на одно плечо копну волос. – Как тебя, говоришь, зовут?
– Ефимом, барыня.
– Ах, так это ты вытащил меня из реки? Я должна поблагодарить тебя за спасение! – она подошла вплотную. – Вот досада, мне даже нечего дать тебе…
– Нечего благодарить, дело христианское. – настороженно проворчал Ефим, отступая к двери. – Вы бы, барыня, оделись, студёно с утра ещё…
Лидия тихо рассмеялась. Она знала цену этому своему смеху – чуть слышному, мягкому, журчащему, как вода по камешкам на дне ручья.
– Подойди сюда. – сквозь смех проворковала она.
– Дозвольте идти, Василь Петрович ждёт на работу…
– Не дозволяю! Закрой двери и поди ко мне сюда! Что же ты стоишь, коли я тебе велю?