— Если ты сделаешь это, через час у твоей двери соберется толпа разгневанных женщин. Подумай об этом.
Она проводит молотком по моему подбородку.
— Ты мог рассказать мне раньше! У тебя был шанс, но ты ничего не сказал.
Я вздрагиваю.
Женщина. Это горячо.
Она продолжает:
— Быть униженной таким образом перед всеми этими людьми.
Я качаю головой.
— Элла, если тебе станет легче, я хотел избить его, как только встретил. Прости, что не сказал тебе раньше, но у меня были на то причины... Как бы то ни было, ты выбрала не того парня.
От расправы меня спасает заходящая в комнату Керри. Которая тащит грустного Паркера за шкирку. Элла опускает молоток, в ее глазах все еще пляшут огоньки ярости. Не думаю, что она закончила со мной, не так ли?
Керри толкает Паркера на стол
— Продолжай моргать, Спарки. Вода не поможет. Ты должен поплакать.
Она сует руку под его футболку. Паркер хрипло стонет.
— Что, черт возьми, ты делаешь?
— Увидишь
— Ты сумасшедшая!
Вы видите. Она просто щипает его за соски. Керри подходит ко мне:
— Не собираюсь извинятся за тебя, Слэйд. Ты можешь засунуть себе в жопу эти цветы и назвать это вазой.
Затем она поворачивается к Элле.
— Вот что сейчас будет. Вы оба уйдёте и поговорите. Сделаете все что нужно, чтобы ты пришла в себя.
Элла моргает.
— Что?
Керри прикрывает ладонью рот, и они обмениваются телепатическим взглядом.
— Помнишь, что ты сказала мне после вечера в музее?
О, здравствуйте. Стало интересно.
— Что именно она тебе сказала?
Элла хмурится, и ее глаза наполняются ужасом. Керри тыкает меня пальцем в грудь.
— То что она велела мне не рассказывать тебе, если она сама того не захочет! А теперь я хочу, чтобы вы оба вышли из моей кухни и, ради Бога, поговорили!
Взгляд Керри падает на мою молочную промежность.
— Держи его под замком, Слэйд! Просто потому, что она реагирует, не значит что и твои штаны должны! У меня сиськи, и я устанавливаю правила, понятно?
***
Я когда-то читал что шок, отрицание и изоляция первые три стадии распада. И судя по тому, как яростно Элла портит плакаты Придурка, могу сказать, что мы добрались до четвёртой.
Гнев.
Мужчины и женщины справляются с этим этапом по-разному. Когда Карл был подростком, он в течение двух лет встречался с девушкой по имени Дженни Олдерсен. Она была горячей штучкой - здесь я говорю о ее модельной внешности. Он бросил ее, когда понял, что она никогда не проглотит. И я хочу сказать вам следующее: думаете, он сидел и плакал в мое пиво? Черт, конечно же, нет. Позже вечером мы прошвырнулись по городу и нашли, с кем ему перепихнуться. Дважды.
Через две недели Дженни Олдерсен оказалась на моем пороге в самой короткой юбке, которую я когда-либо видел. Она хотела узнать, как можно вернуть Карла. У меня не хватило духу сказать, что ей нужно улучшить технику игры на кожаной флейте. Дженни была ранима, и ее нужно было успокоить. Ее нужно было держать за руку, и говорить какая она красивая. И я так и сделал под открытым небом, на пляже, тет-а-тет. Потом мы выпили восемь бутылок сидра и трахнулись, как пара кроликов.
Я говорю вам это потому, что Элла демонстрирует ту же уязвимость что и Дженни Олдерсен. Иногда она кажется не пострадавшей и контролирующей себя, но ее опухшие глаза и поведение говорят о другом.
Я решил, что не хочу, чтоб она была как Дженни Олдерсен и согласилась на секс из жалости. Я отказываюсь, набрасываться на нее, когда она нуждается в помощи. Я хочу, чтобы Элла умоляла вставить ей. Это мужское эго.
— Керри была права. Выйти с тобой веселее, чем слоняться по квартире. Дай мне другой маркер.
Я помогаю и самодовольно наблюдаю за ее развлечением, пока она портит другой постер Тайлера Стрикленда. Это все моя идея. Я подумал, было бы не плохо выпустить свой гнев. А чтобы показать ей, насколько я сожалею, разрешил испортить плакаты собственной рекламной кампании. Мы поработали над каждой автобусной остановкой на проспекте, но ее злость не исчезает.
Это инфантильно, но я готов на все, даже встать на колени, если это поможет ускорить процесс до пятого этапа. Признание. Потому что только тогда мы сможем перейти к шестой стадии. Мне не нужно говорить вам что это, не так ли?
Элла оценивает свою работу.
— Сколько теперь?
Я оглядываюсь через плечо и считаю ущерб.
— Десять. Давай, Пикассо, пойдем, выпьем.
Она смотрит на меня мгновение, как будто пытается понять, должна ли она простить меня и принять, или заклеймить мои глаза маркером.
— Хорошо.