Господи…
Сам рассмеялся. Ну, какая семейственность? Какая ко всем чертям семейственность. Это газетчики – могли раздуть истерию, если бы они знали, может быть и посочувствовали бы мне. Чисто по-человечески. По мужски. Семьей я – так и не обзавелся, несмотря на то, что прожил почти полсотни лет в этом мире. Как то не получилось. Знаете, как говорится… возможно, дело не в кулаке, а в физиономии. Вот так и у меня. Семейная жизнь как то не получается… совсем. Вероятно – примета нашего поколения. Женщины не готовы ждать и не готовы ничем жертвовать. Мама – ждала отца отовсюду, хотя он пропадал на годы.
Или – может быть, я выбираю не тех женщин.
Вышел на балкон. Помимо нашего родового имения в центре Одессы, дома в Севастополе – в сороковые годы мы построили еще и этот дом… точнее – дворец, совсем недалеко от Ливадии. Здесь я сейчас и прятался… от всего окружающего мира…
Ого.
Я усмехнулся – сам над собой. От мира не спрячешься, господа… Нет, не спрячешься…
Кавалькада машин – поднималась от ворот…
– Сударыня…
Ксения оделась в черное. Брючный костюм с пиджаком, ужасающая новая мода, когда женщина старается выглядеть как мужчина, ну а мужчин – заставляют выглядеть как женщин. Несмотря на свой возраст – она по-прежнему была в форме, поддерживая ее как Екатерина Вторая – изматывающим фитнесом и молодыми любовниками. Но мне на это плевать.
Или не плевать?
– Прошу…
– Сударь, ваша забывчивость не делает вам чести. Я не давала согласия ни на что, кроме морской прогулки…
Ксения проигнорировала мою руку – и направилась по лестнице вниз. У нас в имении есть лестница, спускающаяся к самой воде как Потемкинская, спуск очень крутой. Там внизу – ангар, а в ангаре лодка. Лодка совсем не такая, как здесь предпочитают – тяжелая патрульная, с жестким днищем и кевларовыми баллонами. Это не способ продемонстрировать окружающему миру мою крутость – просто, здесь постоянный, резкий прибой, очень опасный фарватер и никакая другая лодка – просто не выдержит. Так что – скорлупки из фибергласа с палубой из дорогих пород дерева – оставьте себе…
Ксению охраняли моряки – Гвардейский флотский экипаж. Урок не пошел впрок – охраны мало, хотя и больше, чем в тот злополучный, проклятый день. Черные повязки на рукавах – как и у меня на мундире. Знак потери и знак того, что зло не отмщено. О наказании – в случае со смертниками речь вести бессмысленно.
Только об отмщении.
– Здравия желаем, Ваше Высокопревосходительство…
– И вам того же. У меня только одна лодка, вы в курсе?
– Не извольте беспокоиться. Ксения Александровна приказали не нарушать ваш тет-а-тет.
– Сообразительный в трехмильной зоне, Ваше Высокопревосходительство – сказал другой моряк, показав на горизонт.
– Премного благодарен…
Кораблик и в самом деле болтался в море как раз напротив пирса. С этого расстояния – он казался игрушкой…
Я спустился вниз, открыл ангар, завел моторы. Потихоньку вперед… теперь к причалу… вот так. Волнение сегодня было приемлемым, а на причале – у меня что-то вроде штормтрапа, для милых дам. Ксения протянула руку… хотя с ее фитнесом, думаю, ей не составило бы труда…
– Немного полюбезнее, mon ami… На нас смотрят…
– Сударыня, моей репутации это не повредит. Вашей тем более.
Ксения зло сверкнула глазами, но ничего не сказала…
Отойдя от причала на малом, я дал газу, разгоняясь до двадцати узлов. Присев на корму – лодка пошла от берега, оставляя белый пенный след за собой…
Эсминец, охранявший нас приближался. На юте, на вертолетной площадке – я различил снайперов за ограждениями, с противоположного борта – прятались две скоростные лодки с готовыми к действию отрядами морских пехотинцев. Я помахал им рукой – и кто-то мне ответил. Ксения, надев черные очки на поллица – нервно курила…
Заложив резкий, почти хулиганский вираж вокруг эсминца – я остановился меньше чем в двух кабельтовых от него. Рассчитал так, что он служил нам как бы волноломом, закрывая от волны.
– Не знал, что ты стала курить.
Ксения бросила недокуренную сигарету в море.
– Раскуришься тут…
Из сумки появилась новая пачка – но я перехватил ее, и прежде, чем Ксения сумела сообразить, что происходит – выбросил в море.
– Довольно. Одну за одной – это уже слишком…
– Ты мне не муж, вообще то.
– Вот и побереги меня. Близких людей ты не бережешь…
Ксения сняла очки. Солнце бликовало на линзах оптических прицелов на эсминце. Я знал ее… если сразу дать отпор, она начинает отступать. Но она не отступит дальше, чем ты ее к этому вынудишь, и при первой возможности вернет себе позиции. Сильная женщина – синоним слов "одинокая женщина"…
– Как мне все надоело… – зло сказала она.
– Регентство?
– Оно самое. Все так и норовят сделать по-своему.
А ты чего хотела… Так вот и выглядит власть… власть женщины.
Проблема в том, что мужчина априори не может подчиняться женщине, все его существо будет протестовать против этого. Особенно – военный. Ксения – совсем неплохой вариант на троне Империи. Умная, волевая, хитрая, способная к интригам, прекрасно знающая экономику. С почти мужским складом характера. Проблема в том, что она женщина. Мужчина может подчиниться мужчине, признать его главенство – как вождя. Женщине же – раз за разом придется доказывать, что она достойна быть вождем, и окончательно – она никогда этого не докажет. А раз за разом кому то что-то доказывать – утомительно.
Но она сама себе это выбрала. Хотя – и без Регента тоже было нельзя.
– Что ты думаешь об обстановке в Афганистане?
– Это не такой простой вопрос.
– Господин адмирал, разве я когда-то задавала вам простые вопросы…
Ксения теперь начала кокетничать. У нее на каждую ситуацию существует свой набор ужимок и уловок, которые она применяет вполне обдуманно и хладнокровно. Она может обвинить в чем-то… для каждого у нее есть свои обвинения, она может напомнить о чем-то хорошем… если есть, о чем напоминать. Но что касается меня – со мной эти игры давно не проходили. Возможно, поэтому я до сих пор и был один… потому что со мной никакие игры не проходили. Если человек видит свою вторую половину насквозь, жить становится просто невозможно.
– Я не служил в Афганистане и не могу ответить на этот вопрос.
– А как насчет Персии? Это же соседняя страна. И ты там очень много добился за очень короткий срок.
– Видите ли, сударыня… сравнивать ситуацию в Персии и в Афганистане бессмысленно, потому что у них – совершенно разные корни. Совершенно разная основа. В Персии мне удалось добиться ощутимых результатов за короткое время потому, что в этой стране люди привыкли жить в государстве. Государство, которое построил для своих подданных шахиншах Мохаммед, было не таким уж и плохим. Там производилось больше киловатт в час энергии на душу населения, чем где-либо в мире. Бензин стоил примерно в три раза дешевле, чем в нашей стране. Хлеб стоил дешевле вдвое… собственно говоря, это и стало одной из причин восстания крестьянства, они не могли конкурировать с дешевым, завозимым продовольствием, а шахиншаху было плевать на то, что думают феллахи, он на них не опирался. В стране работали заводы, порты, добывались полезные ископаемые. В городах в каждой семье был автомобиль. Практически не было уличной преступности… это неправда, что жестокость наказания не позволяет предотвратить преступление, неправда, по крайней мере, для Востока. А то, что в стране пропадали люди, что каждый полицейский чиновник был маленьким шахиншахом, творившим беспредел от лица государства… что же, на Востоке жили и при худшем беспределе. Несколько столетий назад монголы стерли Багдад, тогда один из крупнейших городов мира с лица земли, перебили всех его жителей. Когда мы пришли… мы просто установили другое государство и другие правила игры. Был шахиншах Мохаммед – стал шахиншах Николай. Если раньше полицейские могли схватить и убить тебя по подозрению в сопротивлении режиму – то сейчас – за исламский экстремизм. Мы установили новые правила игры и объявили о них людям. У нас появились сторонники, которые увидели, что мы искренни в своих попытках установить более справедливое правление, прекратить творившееся беззаконие, восстановить страну и дать персам место в нашей большой семье. У нас были противники, ты прекрасно знаешь – откуда они взялись, и кто их финансировал. Но большая часть населения – изначально не была, ни за нас, ни против нас. Они смотрели и выбирали. Уже с первого месяца – двух мы сделали несколько правильных шагов и люди стали воспринимать нас как новую власть, а не как безбожников и оккупантов. Мы построили новое государство – и люди согласились с этим.