Женщина сказала номер дачи и бросила трубку
Бинго... — как говорят североамериканцы, когда выигрывают миллион долларов в лотерею...
Теперь надо было разобраться с оружием.
У меня было пять пистолетов и револьвер, но ни одной снайперской винтовки или пистолета-пулемета, которые могут пригодиться. И оружейные — закрыты, как назло — а до утра не ждет[1]...
За неимением гербовой — пишем на простой.
Армейская Беретта, тяжелый охотничий револьвер, миниатюрный NAA, офицерский Кольт и два германских Сиг-Зауэра с магазинами повышенной емкости. За неимением кобуры — NAA я сунул в носок, револьвер перезарядил патронами 45 Кольт-револьверный с плоской головкой — они охотничьи, кладут сразу и насмерть. Дозарядил Беретту, она была моя, и к ней были патроны и запасной магазин — в таком комплекте она продавалась. Она и будет основной. Длинный, тяжелый и точный пистолет, построенный не на схеме Браунинга — потому он точнее. И пятнадцать патронов в магазине. Кольт — будет на всякий случай... пусть лежит в машине, под сидением. Вот... так, и сверху заложу. Офицерский Кольт в бардачок, толка от него мало, как и патронов. Оба германских Сиг-Зауэра... стоп!
Мне вдруг пришла в голову мысль, что из одного из этих пистолетов только что было совершено убийство. И я, имея этот пистолет при себе — являюсь идеальным подозреваемым. Хуже того... если графу Сноудону придет в голову сыграть со мной по-настоящему злую шутку, на какую англичане великие мастаки — то это несложно будет сделать. Анонимный звонок в полицию, описание меня и машины — а машину он видел. Меня задерживают, с шестью пистолетами в машине, в том числе и тем, из которого совершено убийство. Полицейский, конечно, опознает доброго барина, который дал ему сто рублей на поминки покойного, а полицейские из Бухары припомнят, что у меня с покойным было небольшое собеседование по вопросам чести, касающееся Люнетты. И вот я уже главный подозреваемый в крайне неприятном деле об убийстве, в котором против меня все улики. Еще та девчонка у дома... когда я подстрелил этого британского шутника — она могла видеть и меня и мою машину. И что мне было тогда делать? Стрелять в нее? Объяснять, что сей подстреленный мною субъект — британский шпион?
Хорошая мысля всегда приходит опосля.
Проверил, из какого пистолета стреляли — сделать это было нетрудно: запах пороха и нет двух патронов. САС стреляет двойками, их типичный почерк, мы стреляем одиночными, потому что патроны приходится носить на себе. Подумал — это все таки доказательство в деле об убийстве... но эта мысль погасла, как свеча на ветру, едва появившись. Лично мне, покойный ни разу не был симпатичен, и не только по причине нашей личной стычки — но и по причине того, что сказал граф Сноудон относительно последних минут жизни наследника. Я ему поверил — просто потому, что долго пробыл на Востоке, и знал, что там может происходить — а британцу выдумать такое просто не под силу.
Так что — извините, Ваше Высочество, наследник Эмира Бухары, но, похоже, ваше убийство останется нераскрытым.
Достал магазин — пусть будет запасным, лишним не будет, дозарядил его двумя патронами из пачки, которую купил для Беретты. Сам пистолет разобрал, благо разбирается он как и все пистолеты конструкции Браунинга. Вышел — и скинул ствол в сливную решетку. А остальное — выкину по дороге в Парголово из окна. Предварительно протерев салфеткой...
Князь Воронцов снова был прав — Ахметов был не один и у него были именно те люди, о которых он думал. Они пришли к нему, потому что несменяемому товарищу министра внутренних дел напрямую подчинялось Управление Санкт-Петербургской сыскной полиции, два полка жандармерии, расположенные вокруг города и так называемое «Управление СМ» — силовых мероприятий. Сделано это было — специально под Каху Несторовича Цакаю как возможный противовес влиянию и возможностям министра. Министр внутренних дел — человек более публичный — контролировал все, кроме самого главного — столицы. А потом, когда Кахи Несторовича не стало — решили ничего не менять...
Проблема была в том, что Ахметов — не поверил этим людям с самого начала. Не поверил несколько дней назад, когда они вышли на него, явно прощупывая почву. Не верил и сейчас, когда они явно намеревались добиться своего любой ценой.
Ахметов был татарином по национальности, но — в этом гвардейцы просчитались — он был хуже любого русского в том смысле, что склонить его на переворот было просто невозможно. Предложить ему пост министра — было верхом идиотизма, на какой способен только гвардеец, военный, служащий при дворе и ни черта не знающий о реальной расстановке сил в МВД, становом хребте российской системы безопасности и контрразведки. Министр — человек публичный. Он назначается и смещается Его Величеством, без каких-либо консультаций — но по факту, Его Величество не сможет держать на посту министра, например, человека, который восстановил против себя все «Санкт-Петербургское общество». И не потому, что есть процедура отзыва министра Думой или отставки правительства голосованием в Думе — а потому, что Его Величество тоже человек. Несмотря на практически безграничную власть — он как обычный человек живет в обществе, общается с его представителями, вынужден к нему и прислушиваться. Потому — министр фигура политическая, а всю грязную работу — выполняет мало кому известный несменяемый товарищ министра, который до восьмидесятого года руководил таким одиозным органом, как Особое совещание[2]. Эти должности (несменяемые товарищи министра иностранных дел, внутренних дел, военного, военно-морского министров, премьер-министра и министра финансов) были введены в конце десятых годов после того, как произошли несколько расстрелов рабочих на фабриках, была кровью подавлена революция в Иваново и просвещенно-либеральная общественность, подзуживаемая из-за рубежа, перенесла всю тяжесть своего ядовитого презрения. По факту — власть тогда сделала гениальный ход, разделив власть в ключевых министерствах, подставив политиканов, или просто дворян, которые имели крепкие нервы и которым было плевать на общественное мнение под огонь — при этом выведя из-под огня профессионалов, которые и делали работу. Каждый из несменяемых товарищей министров — это было обязательное условие — рос ступенька за ступенькой в самом ведомстве, знал его от и до. Не исключением был и Ахметов: во время массовых беспорядков 92 года он был полицеймейстером Казани и навсегда запомнил то, что там происходило. Понял истинный смысл слов «бунт», «мятеж», «народное возмущение». Он был типичным татарином — туповатым, но упорным, твердым как камень, из тех, кто вгрызается и уже не отпускает, знает мало, но именно то, что нужно. Русские не такие — они более порывисты, мечтательны, их можно соблазнить предложением «встать за правду». Татары же обеими ногами крепко стоят на земле, и в этом — их сила.
Сейчас же... по факту — эти идиоты предложили ему перейти с практически непотопляемой должности теневого управителя министерства — на свет, точнее — под огонь. Причем разговор шел так, что Ахметов реально понимал — к закону и положенному порядку престолонаследия задуманное имеет очень отдаленное отношение.
И их было трое, а он — был один. Все они — смотрели на него — и важно было ничем, ни словом, ни намеком, ни жестом — не дать понять, о чем был разговор.
Воронцова он помнил, и помнил о нем самое главное — выходец из спецназа.
Он нажал на кнопку разъединения и положил телефон на стол.
— Кто звонил? — спросил один из гостей
— По работе. Расследуется одно сложное дело.
Про себя он подумал, что плохо — что он сидит у окна. С другой стороны — если его хорошо видно — то можно стрелять так, чтобы пули его не задели.
— ... так на чем мы остановились...
В следующее мгновение — один из гостей выстрелил ему в грудь. Грохот — оглушил всех, запахло дымом и кровью.
— Ты что творишь! — заорал второй, вскакивая с края кофейного столика, на котором он непринужденно устроился — с ума сошел?! Ты что сделал?!
— Заткнись!
Тот, кто стрелял — в мгновение оказался у столика, схватил телефон, по которому только что разговаривал Ахметов, когда был жив. Но набрать номер не успел — второй схватил его за грудки.
1
Для наших времен эти слова выглядят дико. А вот князь Воронцов вероятно сильно удивился бы тому, что офицер не может купить пистолет для ношения вне строя. Что в полиции оружие выдают только на задержания. Что на людей, желающих купить оружие смотрят как на потенциальных убийц. Он просто не понял бы, как такое вообще возможно — ведь в Российской Империи было принято доверять людям, а не подозревать в дурных помыслах без всякого на то основания. Так что — если бы это был не ночь, а день — князь спокойно пошел бы в оружейный магазин и по своему офицерскому удостоверению купил бы пистолет-пулемет.
2
Предтеча Особого совещания НКВД. Правда, опыт этот в отличие от времен товарища Сталина не тиражировали по всей стране, и право приговаривать к смертной казни не давали, не додумались и дела альбомами рассматривать. Это был реально существовавший и в нашем мире внесудебный орган, имевший право приговорить без суда к лишению свободы на срок до 5 лет, потом добавили еще лишение подданства с выдворением. В 1980 году в рамках общей гуманизации — Особсовещание закрыли. Возглавлял его — как раз не министр, а товарищ министра, в год рассматривалось несколько сот дел.