А вот и не угадали.
— Господа, что...
Едва отошедший офицер с полковничьими погонами — решил покачать права, и побелел, как мел, наткнувшись на смотрящий ему в грудь глушитель автомата.
— Лежать...
Офицер опустился на пол, с лицом, не особо отличимым по цвету от листа бумаги. Сапог дырявый... а еще спрашивают, за что мореманы таких вот ненавидят и бьют смертным боем...
— Через кухню. Двинули!
На кухне — пахнет мясом, жареным, свежим, приправами. Персонал, который еще не смылся — испуган и пытается сделаться незаметным на фоне стен и казанов...
— Аскер! — шедший первым Араб показал стволом на то, что нужно. Узбек — повар был одного роста с Аскером.
— Клифт одолжи, дядя... — проникновенно попросил Аскер, подойдя вплотную. Узбек — трясущимися руками начал расстегивать пуговицы халата...
— Да не трясись ты так. Не страшный я. В Афгане — только бородатых мочил, а ты — вон какой, бача...
Узбек от такого юмора едва в обморок не грохнулся. И есть от чего — скверный юмор. А может, от вида пистолета с длинным, изогнутым магазином...
Точно так же — белым халатом обзавелся и Араб, а я — снял свой с вешалки на входе. Дворянское и мореманское воспитание грабить не позволяет. Пусть немного в рукавах коротко — но надеюсь, не заметят...
К кухне — был пристрой с большими холодильниками, работающими на полную мощность, там было холодно, как бывает холодно в афганских горах ночью, после жаркого летнего дня. Идущий первым Араб толкнул дверь, присмотрелся. Нюх у него — нам обоим фору даст. Он на Востоке с рождения, казак...
— Чисто.
Интересно, знают они, что нас было трое или нет? Интересно, полицейские перекроют Туркестон или нет? Твою мать, это центр города, чуть дальше — русский драмтеатр, памятник и сквер генерала Кауфмана, по левую руку — дворец наместника. Здесь же полно сил безопасности... должно быть.
Глаз зацепился за что-то... сразу и не понял, что. А когда дошло — как ледяной водой из проруби окатило...
Среди нервничающего, суетящегося народа — двое. Молодой парень, одетый как местный, но лицо слишком светлое... на подбородке светлое! Катит коляску. Рядом с ним — семенит дама, одетая как местная соблюдающая[11]. То есть — светлое платье до земли и светлый платок, закрывающий волосы.
Перед ними коляска. Они идут на нас так, как будто только что и не было перестрелки. И ребенка везут грудного!
И до них метров тридцать. Я встретился глазами с глазами женщины — черными, озлобленными — и она поняла, что я все понял...
— Контакт на двенадцать!
Парень с силой толкнул вперед коляску, вырывая из-под полога АКС-76.
Наше оружие было в сумке — не идти же с оружием по парку. Мы не успевали, но Аскер в этот раз переиграл всех нас. Я даже не успел понять, не успел различить отдельные выстрелы — они прогремели одним непрерывным грохочущим звуком. Ликвидаторов, идущих нам навстречу — буквально снесло тяжелыми пистолетными пулями.
Шум в голове от грохота выстрелов. Легкая ошеломленность — она всегда бывает, через сколько бы перестрелок не прошел. Стоящий на колене Аскер с пистолетом. Лежащая навзничь женщина, белая ткань платья, окутавшего ее ноги. Медленно катящаяся коляска...
— Ходу!
Да, надо валить... Так, чтобы пятки дымились...
Люди — как пришли в себя после секундного оцепенения — закричали, бросились врассыпную. И полицейские у нас за спиной — сообразили...
Но мы уже бежим. Чертов халат путается, ждешь, что того и гляди упадешь. Но бежишь. Сердце бухает в груди, и про сердечный приступ не хочется даже думать — но бежишь. Только бы добежать...
Справа — книжный магазин Глазунова, известный по всему Туркестану и мальцевский универмаг. Вперед — проспект Туркестон. Интересно — его успели перекрыть или нет?
Направо!
Перескакивая через кованую, по пояс ограду парка, мы оказываемся в цивилизованном мире. Мальцевский универмаг — четырехэтажное, старинной архитектуры здание. Где нас может поджидать еще один террорист.
А вот — и благословенный таксомотор. Невозмутимый молодой узбек, жующий жвачку, лупоглазый ФИАТ.
— Гони к вокзалу.
Алексашка — пятидесятирублевая купюра с портретом Александра Четвертого — заставляет узбека забыть о глупостях. Это примерно пятьдесят счетчиков, столько он еще никогда не зарабатывал...
Выруливает на Туркестон. Мимо — с воем проносятся полицейские машины... спохватились. Уже на повороте — видим в потоке высокий, бронированный АМО в черной раскраске — а вот и жандармерия прибыла, антитеррористический взвод подняли. Идет со стороны проспекта Кауфмана, значит — от Нукусских казарм.
Ловите конский топот...
— Не гони так бача... — говорю я, пытаясь контролировать дыхание — полтинник ты уже заработал.
АМО проскакивает мимо.
Железнодорожный вокзал. Людское месиво, здесь и местные, спешащие на электропоезд, и купцы, покупающие билет на скоростной. Здесь полно видеокамер, отрабатывающих толпу — но я знаю, как защититься от опознания. Да и в розыск нас не объявили... если только заранее не кинули...
— Рахмат, бача...
— Эфенди...
Таксист улыбается...
— Я просто ехал к вокзалу, чтобы посадить богатого русского господина, правильно...
Понятливый народ. В Афганистане бы так.
Я наугад достаю еще купюру.
— Ты прав, бача. Очень прав. Так все и было...
— Господа, свежий выпуск Звезды! Стася Валевская в Ташкенте!
Не знаю, кто такая Стася Валевская. Отстал от жизни. Наверное, актриса какая-нибудь польская, красивая. Или певица. Да это и не важно. А важно то, что газета закрывает лицо и сильно затрудняет опознание. По менее чем сорока процентам изображения лица — надежное опознание невозможно...
— Дай газетку, бача...
— Извольте, господин хороший, тридцать копеечек всего. Пожалуйте, господин хороший. Еще кому, господа! Стася Валевская в Ташкенте!
Звезду Востока — местную желтоватую газетенку покупают и мои спутники. Вот уж не ожидал в них поклонника таланта Стаси Валевской...
— Кто такая Стася Валевская — спрашиваю вполголоса
— Стася Валевская? — возмущенно переспрашивает Аскер — как можно не знать? Молодое дарование, актриса синематографа, в двадцать четыре года — Золотой Ангел в Одессе[12], Уйти и не вернуться, Выхода нет. Сейчас вот в Бремени Империи снялась...
— Впечатляет... — оценил я — кстати, ты молоток. Пират настоящий. Я и сообразить не успел, старый...
— Да чего там... Я из секунды давно уж вышел[13]. Если бы вы не предупредили...
— Моя школа... — ревниво заметил Араб
— Ладно нам, татарам.
Мы протиснулись в кондиционированную прохладу вокзала. На входе были жандармы, был и металлоискатель. Не работающий...
— Позвольте... — Араб технично забрал у меня сумку, удалился в сторону камер хранения. Наверняка, запас там чего на черный день — сумку с минимумом денег, документов, лекарств, чистым сотовым. Он в городе не первый день и должен был позаботиться об этом.
Мы отошли к автоматам, купили по большому стакану холодной, приторно-сладкой газировки...
— Местные совсем обнаглели... — констатировал Аскер
— Отсюда ты доберешься до своей базы? — спросил я
— Конечно. Электричкой полчаса. Там переждем пару дней и...
— Ждать некогда. Окажешь мне услугу?
Глаза Аскера вдруг стали очень серьезными.
— Не вопрос.
— Знаешь, что такое «Дворец слез»?
— Конечно, кто не знает.
— Там мои жена и сын живут. И дочь... теперь тоже моя. Вытащишь, и в долгу у тебя буду уже я, понял? Только готовься к худшему.
Аскер бросил салют, как скаут
12
В Одессе был имперский синематографический фестиваль, не уступающий Голливуду и производство синематографических лент, более чем по сотне в год. Такого как у нас — когда Голливуд властвует над миром — здесь и не подумали бы допустить. Имперский синематограф — важная часть воспитательного процесса в Империи, создания каркаса народа
13
«Выйти из секунды» — делаешь первый выстрел в цель меньше чем за секунду после подачи сигнала — причем в это время входит и выхватывание пистолета из кобуры. Для справки — недавно молодое американское дарование из IPSC сделало двенадцать выстрелов с двумя перезарядками меньше чем за четыре секунды, что зафиксировано на видео. У нас к сожалении сотрудники полиции не могут и первый выстрел за четыре секунды сделать.