В одном из мест севернее Хайбер-роад, на последнем этаже одного из немногих высотных зданий в Пешаваре, высота которого была достаточной, чтобы видеть форт Бала-хиссар в Старом городе, в квартире стояли два стола, составленных друг с другом. Поверх этого сооружения лежал матрац, вперед положили упругие, с наполнителем на основе поролона диванные подушки, чтобы создать опору для цевья. Увы… мешка с песком, который лучше всего подошел бы в такой ситуации, тут не было, его негде было купить и некогда набирать. Зато, у тех двоих, которые лежали на столе уже несколько часов, сменяя друг друга у винтовки, было много чего другого. Винтовка «Barrett M107А1» с прицелом «BORS» и штатным глушителем, не влияющим на точность попадания, оптической системой «Celestron», не «Цейс», конечно, но тоже ничего. Наконец у них была карманная метеостанция «Kestrel 4000NV», первоначально разрабатывавшаяся для туристов, но за последнее десятилетие ставшая неотъемлемой частью снаряжения любого снайпера по всему миру…
Было жарко. Опасаясь, что все, что происходит, происходит с ведома британцев и полицейские вертолеты, кружащие над городом, высматривают в том числе и снайперов, они оборудовали позицию так, как ее оборудуют в боевых условиях. Стол с позицией для стрелка — ни в коем случае не с балкона, выставив ствол на метр на улицу. Балконная дверь не открыта, а приоткрыта, перед их укрытием они повесили два больших полотна ткани, чтобы видно было только ствол и часть цевья… пойди разбери, что это такое. Вчера Бес прошелся по городу, залез на пару крыш и примотал там к антеннам небольшие куски зеленой ткани — старый трюк, позволяющий снайперу узнавать силу и направление ветра без «Кестраля». Сейчас было почти полное безветрие, что несказанно радовало обоих лежащих бок о бок на импровизированной стрелковой позиции людей. Все-таки ни Бес, ни Араб не были настоящими снайперами. Меткими стрелками — да, безусловно, даже чрезвычайно меткими стрелками. Но не снайперами, способными попасть в цель одной-единственной пулей с двух тысяч ста пятидесяти метров. Для того, чтобы сделать такое, недостаточно просто тренироваться, нужно быть одаренным от Бога.
Но таких снайперов в распоряжении командования специальных операций на этом направлении не было. Верней, быть-то были, но ни один из них не говорил по-арабски как на родном языке, не знал пушту, не понимал сказанное на урду, не умел совершать намаз, не воевал вот почти уже двадцать лет на Востоке. Поэтому послали их.
— Крайняя гастроль… — Араб оторвался от соломинки, через которую он потягивал сок, — хватит с нас.
— Иншалла, — пожал плечами правоверный Бес. Чего только не прошедший за свою жизнь, бывший хулиган из Казани, ставший не бандитским авторитетом, а подполковником русской армии, Бес в последнее время сильно заинтересовался исламом, он читал книги, какие ему удавалось добыть, говорил с авторитетными богословами и даже допрашивал пленных, ведя подчас с ними многочасовые богословские споры. Вера не мешала ему продолжать войну — тех же деобандистов, осквернителей веры и переносчиков заразы, он считал поправшими святое дело ислама, опоганившими Коран и за это заслуживающими смерти.
Арабу было жарко, душно, он видел через прицел то, что творится на улице, и типично арабское, фанатическое «иншалла» его разозлило. Даже если это слово произнес его друг и напарник вот уже два десятка.
— Ты туда глянь, — раздраженно сказал он, — это что, тоже «иншалла»? А?
— Это от сатаны, — терпеливо и беззлобно сказал Бес, — ты меряешь этих людей по нашим меркам, ты не хочешь понять, почему они так поступают. Если мы родились в стране, где армия защищает людей, то они родились в стране, где армия их угнетает. Они никогда в жизни не видели ничего хорошего ни от англичан, ни от военных, ни от полицейских, они знают, что закон это не для них, что их никто не защитит, кроме их рода да вот этих вот подонков, которые толкуют Коран как им вздумается и дают фикхи [16], хотя не имеют на это никакого права.
— Ты слышишь, что они кричат? Смерть русским!
— Слышу, брат. Но они имеют на это право, ведь мы убили людей из них. И собираемся убить еще кое-кого. Но это честная игра.
— Это не игра. Уже не игра. Они убивают нас. Лично я в детстве понял только одно: когда здороваешься с арабом, вторую руку держи на рукояти пистолета, вот и все.
— Успокойся. Ты прав, брат, это — уже не игра…
Черный «Даймлер Соверен», роскошная, слишком роскошная для этого места машина, выехала на дорогу с территории одного из самых крупных имений в Хаятабаде, дорогом пригороде Пешавара, но гражданском, военные жили в районе «Хайбер-клуба». Следом за ней на дорогу выехал черный «Рейндж Ровер», старый, но бронированный, раньше он ездил в кортеже губернатора этого района, а потом был продан с торгов вместе со многим другим имуществом. Покупатели остались неизвестными.
В салоне «Даймлера» сидел на водительском месте человек, по виду моложе сорока, высокий, худой, бородатый. Он не имел при себе ни сотового телефона, ни коммуникатора, ничего подобного — только ключи от машины, от этого самого «Даймлера», за рулем которого он ехал. Его охраняли всего четыре человека — четыре до зубов вооруженных и преданных бойца, каждый из которых являлся убежденным деобандистом. Пешавар был опасным местом, кишащим беженцами, которых прогнали пуштуны со своей земли после того, как русские захватили ее [17], торговцами, пришедшими неизвестно откуда, всякими темными людьми. Но ему здесь нечего было опасаться. Потому что его звали моуллави Абдалла Рахмани, и он был предводителем этих людей, обездоленных, озлобленных, готовых убивать и умирать. Он был одним из лидеров «Джамаат и ислами» и единоличным лидером созданного им не так давно военного движения, названного по книге моуллави Маудуди Талибаном. Ему нечего было опасаться, даже если бы он решил пойти до Хайберской крепости пешком — любого, кто посягнул бы на него, разорвали бы на месте.
Вчера налет русских беспилотных самолетов, которые обнаглели до того, что наносили удары и по лагерям на территории Британской Индии, привел к тому, что амер Ажаз Мушашак и с ним все, кто собрался на вечерний намаз в одном из лагерей, стали шахидами на пути Аллаха. Русская ракета — не обошлось без предателя! — попала в дом, совершенно такой же, как и десяток других рядом, когда молящиеся еще не успели дочитать и первого раката. По исламским канонам, погибших надо было похоронить до захода солнца, но удар был нанесен, когда солнце уже скрылось на западе, и получалось, что погибших надо похоронить до следующего заката. Амер Мушашак был удачливым, отмеченным благословением Аллаха воином, не так давно он взорвал целый автобус, где ехали русисты, и он погиб точно так, как должен погибнуть любой, кто стремится в рай, — смертью шахида. Теперь сам Мушашак был в раю, вероятно, он сидел в окружении тех, кто стал шахидом до него, рассказывая новости с Джихада, но даже мертвым он был еще нужен. Его смерть должна была послужить примером для молодых и знамением для всех остальных. Он, моуллави Рахмани, собирался еще раз выступить перед народом и сказать — нас не победить. Не сломить. Не убить. Конец империи нечестивых, неверных близок — и следующую создадут они.
Моуллави Рахмани и не думал скорбеть по павшему соратнику, как не скорбел здесь по нему никто, ни те, кто нес сейчас трупы на руках по улицам города, ни те, кто готовился пойти путем павших, чтобы найти и свою смерть. Русские кое-что не понимали. Они держали удары и наносили удары ответные, как вчера, но это невозможно было остановить ракетами и минами, подложенными на дороге. Даже те, кто пал в этой неравной борьбе, продолжали бороться мертвыми. Взорванные, повешенные, расстрелянные, сгоревшие заживо — они продолжали борьбу, их портреты висели на стенах домов, записи их подвигов на видео продавались в любой лавке и переписывались с телефона на телефон. Когда погибал кто-то из русских, русские скорбели, оплакивали павших. Когда погибал кто-то из его людей, остальные радовались, потому что он попал в рай, проторив дорогу и им. Возможно, он скажет Аллаху доброе и про них, ведь молитва шахида, павшего на пути Джихада, будет выслушана в первую очередь!
17
По итогам бисмарского урегулирования Россия в полном объеме получила так называемую племенную территорию, отобранную англичанами у пуштунов по кабальному договору Дюранда. Вообще-то это не было территориальным захватом — договор Дюранда действовал до 1994 года, и русские просто потребовали выполнить условия договора и вывести войска. Пешавар оказался в десяти милях от новой границы. Когда эта земля была британской, британцы насильно сгоняли оттуда пуштунов и отдавали землю другим народностям. После того, как весь Афганистан и племенные территории взяли русские, пуштуны силой оружия согнали всех, кого привели туда англичане, выгнав людей на британскую территорию часто в том, в чем они были. Ошибка русских была в том, что они не воспрепятствовали этому тогда, расплачиваясь за хорошие отношения с пуштунскими племенами. Огромное количество беженцев расположилось по новой границе на британской территории, и это стало причиной развертывания террористической войны в новом Афганистане и на всем Востоке.