— Трау, изумляешь ты меня, откуда ты такие вещи-то знаешь? С твоими сородичами я раньше общался, им и в голову бы не пришло задуматься о таких «глупостях». Неужели в вашем мире трау у дварфов хлеб отбивать начали? Это я по поводу горного дела, если ты не понял.
— Нет, горным делом в моем мире дроу не занимаются. Это я вот такой уникум. Кстати, Дух Чащи, ты тоже меня удивляешь — ловко притворяешься перед хумансами. Чтобы тебе подобные, да спокойно подошли к костру, да еще и общались с его зажегшими! Ну не поступают так духи чащ, слишком уж ты разумно себя ведешь.
— Ну я-то понятно. Тут, когда с магией нелады твориться начали, с каждым днем все хуже и хуже становилось. Сперва мелочь всякая поисчезала, а вот потом, когда за крохи магии всеобщая резня началась, выяснилось, что в драке одними инстинктами не обойдешься, пришлось ставку не на силу да ярость делать, а на разум и логику. Альянсы заключать, с разными двуногими общаться. А в чужом разуме много полезных идей нахватать можно, только вот, чтобы применять их, уже самому сходно думать надо. А так как идеи в основном человеческие были (уж слишком хорошо это племя в интригах да войне разбираться приспособилось), то и сам не заметил, как потихоньку словно человек думать научился. Много нового, ранее совсем мне ненужного узнал, а теперь-то и остановиться никак не могу. Ты думаешь, я только ради магии с вами контакт наладил? Нет, мне и просто так пообщаться с умными существами интересно — как еще что нового, не касающегося твоего леса, узнать можно? Я ведь перед тем, как в спячку лечь, пока совсем худо не стало, в своем лесу со многими мудрецами приятельствовал. Это потом среди них одни только люди остались. А знания, как я понял, в такой долгой жизни, как моя, лишними не бывают. Такая вот философия.
— Философия? С греками случайно общаться не приходилось?
— Это с эллинами-то? И они забредали.
В моем мозгу медленно начали всплывать расплывчатые сведения из школьного курса истории, и среди них молнией проскочила мысль: это когда ж он в спячку-то впал? Может, он и знаменитую заварушку в Иудее застал? А может, и про первые крестовые походы от очевидцев слышал? Тогда становится понятно, почему в русских сказках образ Духа Чащи такой человечный.
— Послушай, философ, так ты, получается, Лешего и не играл?
— О чем ты, трау?
— О сказках хумансов, в которых ты так хорошо засветиться успел.
— Да, необычный ты трау, это когда же ты здешние людские сказки узнать-то успел?
— Вечерком с моими бойцами побеседуй, узнаешь о себе много нового или старого, с какой стороны посмотреть. Ну и посмеешься заодно. А насчет моей необычности, я тут часть человеческой жизни уже прожил…
Осмотр берегов полянки привел меня к неутешительным выводам. Для того чтобы добраться до камней, придется или городить наплавной мост, или перекидывать длинные бревна с берега до верхушки ближайшего мегалита, а потом соединять их мостками. Работа предстояла муторная и, самое главное, тяжелая. По всему, придется привлекать старшину с бойцами, в одиночку с таким объемом строительных работ не справиться. Да и не сильно-то хотелось. Вот только потом их надо будет отправить подальше — так, на всякий пожарный.
Повернув голову к задумавшемуся философу, я решил разобраться с самой важной из насущных проблем — проблемой стройматериалов.
— Слушай, философ, тут небольшая проблемка образовалась. Зная, как твое племя к вырубке леса относится, задаю шкурный вопрос: на благое дело запуска маг генератора десятка три бревен не одолжишь?
— Трау, как есть трау. Все норовите по живому резать… Одолжить, говоришь? Очень уж строение фразы знакомое — ты случайно большую часть прожитого тут времени не под стенами Иерусалима провел?
С самолетом все оказалось не так радужно, как расписывал капитан. Расчалки на стабилизаторе мы закрепили, это у нас проблем не вызвало. А вот с обшивкой оперения и, самое главное, с тремя из шести нервюр киля были большие проблемы — для растопки они подходили идеально. Хорошо в самолете обнаружился высокотехничный набор для ремонта — пара кусков парусины, клубок дратвы с воткнутой в него толстой кривой иглой и универсальное средство от головной боли — молоток с маленьким мешочком гвоздей.
Рядом нашелся и хороший такой сосновый сушняк. Но сам процесс вырубания из него ровного чурбачка, потом раскалывание этого чурбачка на более или менее ровные бруски, что, кстати, удалось только старшине, и то не с первого раза, представлял со стороны странную картину. Особенно если учитывать блеск любопытных глаз Духа Чащи, замеченный мной на исходе второго часа мучений. В итоге, переведя на щепки энное количество древесины и получив наконец три тонкие плоские плашки, почти подходящие под нервюры, старшина принялся совершать преступление, за которое в детстве я уже огребал от деда мощный подзатыльник, — нецелевое использование ножовки по металлу. Выпилили пазы, прибили к лонжерону гвоздями до состояния «хрен оторвется» и принялись обшивать парусиной. А уж тут пальму первенства пришлось взять в свои руки: посмотрев на первые стежки старшины и на выражение лиц окружающих, отобрал инструмент и принялся сноровисто шить, иногда помогая себе пассатижами. Просто на своих мокасинах я уже натренировался по самое не могу. Так что теперь с гордостью могу сказать: с кройкой и шитьем у меня проблем нет. Примерно через полчаса варешкообразный чехол для киля был готов. Чуть разогнули дюралевый обод, поврежденный пулями, и принялись закреплять это чудо портновского искусства гвоздями, одновременно натягивая. В конце концов выглядеть стало почти нормально, а лишнее после натяжки мы обрезали. Конечно, по цвету наше произведение отличалось от родной обшивки, ну и лаковой гидроизоляции не было, но на пару полетов должно было хватить, как всегда у русских — сурово и не особенно красиво, но зато работает.