Из тяжелой кожаной папки была извлечена и предъявлена окружающим фотокопия документа, явившегося как раз тем яблоком раздора или той черной кошкой, которая пробежала между Абвером и РСХА. Уже более месяца все усилия этих конкурирующих за обладание невидимыми рычагами власти спецслужб были направлены на выяснение феномена ночных полетов русских самолетов. Брызжущий слюной на совещаниях "толстый Герман" клял этих хитрых славянских сволочей всеми возможными словами и их сочетаниями из палитры великого немецкого языка. Потери ночных бомбардировщиков при продолжающихся налетах на столицу коммунистической заразы, сперва минимальные в первые ночи, с какого-то момента резко возросли и теперь уже составляли значительные цифры, вынуждая оголять другие более необходимые районы приложения сил. Но, несмотря на все увеличивающиеся потери авиации, Гитлер на совещаниях ОКВ упрямо настаивал на продолжении налетов, оперируя ссылками на истинно арийскую твердость и яростный кулак могучего воздушного флота Германии, сокрушающий голову коммунистической змее. Эти потери можно было бы как-то объяснить увеличившейся концентрацией ПВО советской столицы. Но вот начавшиеся планомерные ночные налеты советских ночных бомбардировщиков на позиции немецких войск и на пути сообщения, а в особенности непонятная точность и результативность этих налетов, заставили все руководство Вермахта серьезно забеспокоиться. Именно поэтому, на задачу, озвученную верховным главнокомандующим вооруженными силами Германии на проходившем две недели назад совещании ОКВ, были брошены лучшие кадры и все доступные ресурсы исторически конкурирующих служб: РСХА и Абвера. И надо же такому случиться, что тот приз, ради которого были выброшены такие ресурсы, своему хозяину Гейдриху принес даже не шестой департамент — Ausland-SD (или СД — заграница), и даже не четвертый — Гестапо, а всеми забитые шустрики из Крипо. После чего Мюллер и Йост, главы соответственно четвертого и шестого департаментов, стали посматривать в сторону тихони Артура Небе (возглавляющего криминальную полицию с тридцать девятого года) с явно читающейся во взгляде завистью и мерцающей на дне зрачков мыслью — "Везет же некоторым".
Документом, столь внимательно изучаемым высшими чинами Абвера, была фотокопия обрывка страницы, на котором среди пятен и бахромы разрывов выделялся все еще довольно читаемый кусочек текста приказа об эвакуации экспериментальной лаборатории в рамках операции "Тополиный пух". Сия бумажка была обнаружена при обыске брошенного транспорта в одном из пригородов Минска и вызвала обильное слюноотделение у заинтересованных товарищей.
— Ваше мнение, Ганс?
Подполковник Ганс Пикенброк, начальник отдела Абвер-1, на автомате провел рукой по шикарной лысине, окруженной редким венчиком практически седых волос, и задумчиво произнес:
— Даже если это не "ловушка для дураков", то все равно это только кончик волоса с лисьего хвоста. Уж слишком вовремя появился этот документ. Давайте подытожим все факты, которые у нас есть на текущий момент. Благодаря нашему "другу", у нас есть достоверная информация о медикаментозной природе обеспечения ночных полетов русской авиации. Этим и ставшим нам известным названием операции, в рамках которой происходят поставки препаратов санитарной службой НКВД, мы с ребятами Гейдриха поделились. И надо же такому случиться, что буквально через девять дней он предъявляет вот этот документ. Нет, я не сомневаюсь в существовании данной лаборатории, и некоторая работа в этом направлении мной производится, но вот ее размещение в районе Белоруссии и поспешная эвакуация… Вряд ли…
— Помните ту контрпартизанскую операцию "Логово" в районе города Кобрин, совместно проводимую силами моего отдела и доблестными ребятками Гейдриха? Ту самую, в которой гестапо и организованная им сеть агентов показали себя далеко не с лучшей стороны, позволив группе диверсантов уйти из района оцепления? — начальник Абвер-3 Франц фон Бентивеньи поправил роговую оправу очков и продолжил: — Мой сотрудник, оберстлейтенант Герлиц, обратил внимание на многочисленные случаи нападения на силы вермахта и полиции, происходящие именно в ночное время.
— Франс, это не тот ли Герлиц, которому везде мерещится чертовщина? И который затерроризировал отдел "Зэт" и в добавок Функабвер просьбами выделить мобильные пеленгаторы?
— Эрвин, прекратите острить. Все намного серьезнее, чем описывается в разговорах в кабинетах "Тирпиц-Уфер, 72". Если бы ваши диверсанты попали в такую вот ситуацию, вы бы тоже беспокоились. А творится там действительно чертовщина. Начиная от применения неизвестного нашим специалистам оружия большой мощности, судя по оставленным следам основанного на реактивном принципе и переносимого силами расчета, до многочисленных диверсий на железнодорожных линиях, причем до такой степени странной природы, что все эксперты просто разводят руками и кормят сказками о подвижках почвы.