Тихий вечерний ветерок, потянувшийся от болота ласково перебирал чёрное как смоль оперение стрелы, возникшей в правом глазу рядового через мгновение после того, как лучик закатного солнца отразился на гранях наконечника, теперь нагло проклюнувшегося из короткостириженного немецкого затылка, чуть приподняв при этом каску, залихватски надвинув её на уже бессмысленные глаза, в которых отражается — впрочем, уже кому какая разница…
— Клаус! Рядовой Майне! Где ты! — встревоженные голоса далеко разносящиеся над болотистой белорусской землёй переполошили любопытную белку, уже два часа пытающуюся своим куцым умишком дотумкать зачем этим людям ходить кругами по вроде бы ровной, пусть и заросшей местности. И самое главное, когда эти двуногие сволочи уйдут от её заначки, любовно припрятанной в дупле дерева, стоящего в середине вытаптываемого пространства.
Ефрейтор Вальтер Кляйн уже в который раз с надеждой обратил взор на свою собаку Лайзу, всё так же трусливо жмущуюся к его ногам. Эта странная и загадочная страна Россия. Немецкому мозгу страшно даже представить существование столь дикой местности, буквально целиком состоящей из гигантских деревьев, непроходимого, дикого, как монголы, подлеска и странной пружинящей под ногами почвы, покрытой слоем густого, влажного даже на первый взгляд мха.
Вдруг собака встрепенулась и с тревогой зарычала в сторону группы высоких деревьев, величественно выделяющихся на фоне молодой поросли. Некоторые из этих гигантов были давно уже мертвы и тянули к небу свои голые, безжизненные ветви. Некоторые наоборот, буквально светились здоровьем и являлись домом для огромного количества птиц, сейчас потревоженных близким присутствием человека и поэтому беспокойно перепархивающих с ветки на ветку.
Попытавшись тихо привлечь внимание лейтенанта Кольбе замахал руками. Подошедший на столь необычный семафор лейтенант сразу вошёл в суть дела и быстро уточнил:
— Вальтер, что по твоему мнению могла учуять Лайза? Может это наконец-то эти проклятые русские партизаны?
— Нет, герр лейтенант, судя по реакции собаки это наверное какое-то животное, но стопроцентно гарантировать это я не могу.
Чтобы ни на минуту не прерывать погоню, лейтенант направил первое отделение вместе с вторым кинологом по ещё чуть видимому следу этих неуловимых русских. Хотя по мнению самого Кляйна толку от собак в такой влажной местности в сущности никакого. Запах партизан, даже если бы он был, всё равно рассеивался из-за влаги в воздухе раньше чем собаки успевали взять след. Благо война в Польше позволила Вальтеру и его напарнику Гюнтеру довольно неплохо научится разбираться в следах. С учётом того что русские оставляли за собой довольно чётко видимый след из примятого мха, сломанных веточек на кустах и периодически попадающихся отметин от рук и обуви на краях бочажков, в которые явно проваливались эти русские свиньи. Так что метод преследования заключался в простом прочёсывании местности на предмет оставленных русскими следов и потом следование им пока они не пропадут, потом всё тоже изнурительное прочёсывание местности.
Лейтенант вместе с Вальтером и вторым отделением аккуратно выдвинулся в сторону подозрительной группы деревьев. Не пройдя и пары шагов они были остановлены резко взлетевшими птицами, буквально взорвавшимися возмущёнными криками. Птицы явно чего-то испугались и испугались намного серьёзнее чем какой-то группы немецких солдат и офицеров. Почти подойдя к зарослям молодых ёлочек, любовно укутывающих подножия лесных великанов этаким колючим зелёным пледом, Лайза резко рванула вперёд, заходясь в истерическом лае. Последовав за собакой и зайдя в глубь этой группы деревьев буквально на десять метров отряду пришлось остановиться. Обычно молчаливая овчарка бросалась на дерево с густой кроной, пытаясь вскарабкаться по стволу и соскальзывая громко лаяла на что-то находящееся в кроне.
Попытки определить с земли что же скрывается в густой листве не увенчались успехом и лейтенант буркнув что сумасшедшая собака явно лает на белку или ещё на какого-нибудь варварского русского зверя приказал продолжить преследование и догнать первое отделение. Не успев проговорить последние слова и развернутся в обратную сторону лейтенант застыл как вкопанный и тихо, почти шёпотом приказал остановиться и приготовиться к бою. Медленно и по возможности неслышно передёрнув затвор МП38 он прошептал:
— Там в ветвях явно не белка.
И глазами показал на каплю крови, застывающую на его рукаве.
Обследование ствола дерева и его ветвей не принесло никакого результата за исключением нахождения множества кровавых потёков и кусочков мяса, в беспорядке раскиданных на широких ветвях и прилипших к стволу. Только-только начавшие кружится над ними мухи и свежий вид крови означали что что бы тут не происходило — это произошло недавно.
Забравшийся на дерево лейтенант выдал предположение, что на одном из горизонтальных сучьев, поблизости от ствола, буквально несколько минут назад кто-то сидел и занимался самым странным, на его лейтенанта взгляд, делом — резал мелкими кусочками свежее мясо. Только вот зачем? И кто?
При обследовании ближайших к месту обнаружения крови зарослей опять отличилась Лайза. Буквально в пяти метрах от этого злополучного дерева, укрытый от посторонних взглядов разросшимся папоротником лежал человеческий труп.
— Герр Лейтенант, это рядовой Майне! Только что это с ним?
Бледные лица окружающих с застывшим на нём выражением ужаса и омерзения были обращены в сторону тела и склонившегося над ним лейтенанта.
— Так вот что там строгали. Только… зачем? В этих лесах русские дикари совсем с ума сходить начали? Ведь это сделало явно не животное — слишком ровные разрезы. И самое главное — посмотрите чем его убило. Это же стрела. Эти русские и монгольские варвары действительно недостойны занимать эту землю. Наш фюрер безусловно прав в том что славянские варвары должны быть стёрты с лица земли…
Раннее- раннее утро 13.07.1941 г. Лагерь партизанского отряда. Ссешес Риллинтар.
Глубокие, волнующие звуки флейты весёлой песенкой раскатившиеся над потухшим кострищем и скукожившимися во сне от утренней прохлады бойцами. Кому-нибудь, более знакомому с репертуаром советского кинематографа в последующие полвека эта развесёлая мелодия сразу бы напомнила замечательный мультик «Чунга-Чанга». Но медленно просыпающиеся красноармейцы, хотя и были ценителями прекрасного (особенно прекрасного ужина, завтрака и особенно обеда) комментировали побудку в крайне отрицательных тонах. Правда, только про себя.
Всё же хорошо-то как! Настроение просто великолепное. Оказывается, для того чтобы сохранять нормальный цвет лица и хорошее настроение, дроу и в частности вашему покорному слуге необходимо просто кого-нибудь или качественно доставать или что ещё более весело — убивать. Как показал вечерний и сегодняшний ночной опыт — убивать веселее. Вчера, после того как меня качественно достали эти два ирода мне в голову всё же стукнула мысль не пылиться в лагере и не мешаться под ногами у воинов, а по-быстренькому пробежаться назад, по нашим следам и попробовать на ком-нибудь свежеизготовленные стрелы. Ну жалко мне с углепластиком расставаться их и осталось всего-ничего и пополнения не предвидится. А вот самоделок не жалко. Мешочек наконечников всё равно на игру волок чтобы продать, а видишь — пригодились для другого. Правда с изготовлением стрел у меня всегда туговато было, но вот нужда заставила. Первые две правда вышли страшные как жизнь репера в квартале скинхэдов. Но зато прямые, ну почти. Потом вроде приноровился — даже пятки начал трофейным надфилем аккуратно выпиливать. Вспомнил даже как правильно свободный конец нити при креплении перьев под витки прятать. А вот комментариев о том что перья только на примотке и не клеённые — не надо. Сделайте в лесу, на коленке, лучше — тогда и комментируйте. В итоге получилось пять стрел вполне себе средневекового образца. Думаю правда, что средневековый мастер-лучник мне бы руки поотбивал за такое чудо, но как говорится особых ценителей рядом нет, а моё ОТК, зажмурившись конечно, но продукт аттестовало, ибо нехрен…