— Второй вариант вызвал уже ставшим почти привычным истерический смешок и засевший в мозгу возглас — "ДОКОЛЕ!!!".
Предположим! — Я сказал — только предположим, что для полного комплекта какая-то сволочь — без разницы какая — бог, случай, планида или просто какая-то гадина не только превратили меня в дроу, но и провернули вот такую хреновую шутку со временем, и я действительно нахожусь сейчас во время второй мировой войны. За это предположение играло слишком много фактов, чтобы просто отмести его как мусор — фотография, исторически правильная одежда пленника и его крики при попытке меня убить.
Разобраться в своих предположениях я решил радикальным способом — резко развернул пленника к себе лицом, привёл его в чувство довольно увесистыми пощёчинами и уверенно, действуя на рефлексах, всадив коготь большого пальца в подключичную ямку, задал вопрос, спотыкаясь в звуках языка, ставшего с недавних пор мне неродным:
— Кхакой ссечассс гход?..
Глава 5
— Кхакой ссечассс гход?..
…
В ответ кроме сдавленного бульканья и хрипа не донеслось ничего. Внимательно посмотрев на пленника, я немного расслабил затяжную петлю на его горле, ещё раз сфокусировал его внимание хлёстким ударом по губам и повторил вопрос:
— Кхакой ссечассс гход?.. Хумансс!
В ответ раздалось:
— Пусти сука! Ничего тебе не скажу фашистская гадина! — совмещённое с истерическими попытками порвать связывающий его шнур.
Сознание привычно отметило, что объект своими паническими действиями буквально ещё чуть-чуть и перепилит петлёй себе глотку, а столь быстрая потеря источника информации нежелательна, поэтому быстрым ударом под дых «лишние» движения тела были остановлены.
После быстрого перебора вариантов и учитывая то, что по данным акустической разведки, в зоне слышимости вероятный противник отсутствовал, был выбран экспресс метод. Резким движением пленник был поставлен на колени, лицом ко мне. Сняв капюшон и очки, я приблизил свои глаза к глазам пленника и начал следить за размером зрачков. Левая кисть привычно легла на правое запястье пленника начав передавать данные о пульсе, а правая резко воткнула когти в мышцы его руки.
— Xun izil usstan phuul quarthen, lueth dro!
— Отвечаешсь на мои вопроссы, шивёшь!
— Кхак тьебя софут, хумансс?
Зрачки объекта резко расширились и он произнёс:
— Ничего я тебе не скажу, фашистская морда! — и попытался плюнуть.
Громко зашипев в ответ на такие действия хуманса, я провернул в ране когти, чувствительно проведя кончиком когтя большого пальца по кости плеча. Вырвав когти из руки, я поднёс кисть к его лицу и демонстративно слизнув кровь, тихо прошептал:
— Я тхебе мосгх съем, если не ответишь на мойх вопроссс грязный хумансс!
— Кхакой ссечассс гход?..
— Кхак тьебя софут?
Пульс объекта резко ускорился, зрачки расширились почти до пределов радужки, послышались булькающие звуки и вокруг разнеслось легко идентифицируемое зловоние…
— С-сорок первый. —
— Корчагин! Сергей Корчагин! — на этом допрашиваемый упал в обморок…
…
Занеся руку для приведения пленника в чувство я резко остановился:
— Что это со мной!
— Что это за нафик!
— Я который мухи обычно не обидел бы, веду себя как заматерелый эсесовец и самое главное я не только не сочувствовал пленнику — наоборот мне нравилось причинять боль этому грязному хумансу — мне хотелось слышать, как он будет верещать как свинья. Фактически, я уже присмотрел пару аппетитных вырезок, которые можно было бы по мере проведения допроса слегка поджарить на костре и съесть.
После такой мысли я, ужаснувшись, попытался представить, как я буду, есть чуть поджаренное человеческое мясо с кровью, на глазах своего пленника, для облегчения дальнейшего разговора.
Ощутив сильное бурление в желудке и буквально хлынувшую в рот слюну — я резко отвернулся от пленника и меня вырвало желчью. После порядка десяти спазмов на меня опустилась ласковая пелена беспамятства.
Очнувшись через несколько минут, я утёрся рукавом, медленно шатаясь и так и не разогнувшись, двинулся к костру, но не успел я пройти и трёх метров, как до меня донёсся запах сгоревшей на костре тушёнки — причём она была явно с большим содержанием мяса.
Меня вырвало вновь.
Кое как, сдерживая многочисленные позывы к рвоте, я выкатил из костра кстати подвернувшейся веткой банку и выбросил её в кусты. Через несколько минут мне полегчало, и поднявшись, я двинулся к пленнику, отстёгивая по пути с предплечья тесак…
Подойдя к красноармейцу, я перерезал шнуры везде кроме ног, поудобнее положил парня на траву и прикрыл остатками от брюк. Судя по резко изменившемуся в полукилометре уровню крон деревьев, резкому преобладанию лиственных деревьев и самое главное чуть виднеющейся в просвете верхушке ивы, недалеко был ручеёк. Про себя я подумал, что как только парень придёт в себя и успокоится, надо попытаться с ним поговорить — но первым делом надо всё же отправить это остропахнущее чудо подмыться.
Отступив от парня на пару шагов я споткнулся на неприметно лежавшее в траве СВТ с оптическим прицелом. Причём с довольно неплохим прицелом ПЕ, который был явно новым и не с хранения, вкупе с винтовкой и документами. А чуть дальше на небольшом кустике сохла чуть мокрая солдатская гимнастёрка. Это ещё раз подтверждало историческую идентификацию красноармейца. Оттянув затвор и сунув свой любопытный нос внутрь, я обнаружил сильный запах сгоревшего пороха и отсутствие боеприпасов. Судя по всему, парень недавно очень хорошо пострелял.
Теперь осталось просветиться по следующему параноидальному вопросу:
— Либо я попал в 1941 год?
— Либо парень попал вместе со мной куда-то ещё?
Прикинув, что в данный момент просветиться по этому поводу мне не светит, я решил ускорить пробуждение своего спящего красавца.
Подойдя к уже бывшему пленнику (съесть пару ломтиков его мяса мне уже не хотелось — и слава ректору!), я сдержал какой-то садистский порыв привести его в чувство сильным пинком под дых. Покопавшись в разгрузке, я достал клапан мягкой фляги, интегрированной в спину разгрузки, и набрав полные ладони тёплой, нагревшейся от моего тела воды, вылил на красноармейца.
Эффект превзошёл все ожидания — взвыв парень поднялся в вертикальное положение одним рывком и попытавшись бежать к краю поляны, упал как подкошенный, громко матерясь.
Про себя я отметил, что оставить связанными ноги было здравой идеей, а вот поливание открытых ран подсоленной водой — плохой. Дело в том что при длительных кроссах по пересечённой местности организм теряет с потом не только влагу, он теряет ещё и очень много соли. А при потере солевого баланса организм очень быстро приходит в негодность и выдыхается, поэтому в «Медузе», установленной у меня в разгрузке, было почти два литра солёной воды.
Подойдя к парню и обнажив нож, я произнёс:
— Не дергхайсся!
И перепилив сдерживающий его ноги шнурок, спрятал тесак и протянув ему фляжку с коньяком выдал:
— Исфини парень, обосналсся!…
Красноармеец отполз от меня метра на два, поджал под себя колени и довольно бодро произнёс:
— Если ты сволочь так обознался, то что же будет, если ты не обознаешься?!
— Я вхроде уше исфинился. Я тут недафно, нушна была информация, и я её получил. Так что исфини са методы, сорфался.
Выхлебав мою флягу целиком, парень немного успокоился, всё же четыреста грамм коньяка на пустой желудок сказались, и спросил заплетающимся голосом:
— Ты вообще кто? Негр небось какой-нибудь? Что у тебя с ушами? Ты за наших или за немцев?
— Потошди чхелофек! Не такх быстро.
Широко ухмыльнувшись и окончательно сняв капюшон, я привычным жестом вытащил из-под плаща волосы и пошевелив ушами, ответил: