Снегурочка невозмутимо забралась ложкой в шоколадное мороженое.
— А почему ты так одета? — решился Лешка. — Обычно снегурочки такие…такие яркие, нарядные.
— Они — не снегурочки, — отрезала девочка. — Снегурочка — это я.
Она строго посмотрела на мальчика и пожала плечами.
— Ну, кто из них согласится в морозную ночь играть в снежки, а потом отдыхать на пышном снегу под огромными елями? Танцевать на тонком льду, бегать наперегонки с зайцами? Никто, потому, что они замерзнут, и к утру в лесу останется только одна Снегурочка, настоящая. Вот так!
Леша зачарованно смотрел в голубые льдинки её глаз и начинал понимать, что никакие блестки и накладные косы не сделают из девочки Снегурочку. Ею просто надо быть.
— В книжке совсем другая Снегурочка, — упрямо возразил он. — Сейчас найду и принесу.
Почему-то ему понадобилось доказать ей, что она не такая уж красавица, что на картинке Снегурочка разодета в пух и прах и во всех отношениях не такая. Ему очень захотелось, чтобы она не оказалась настоящей.
Он отыскал затрепанную тонкую книжку и вернулся на кухню, но Снегурочки там не оказалось. Тогда он метнулся в гостиную.
— Игорюня, братан, колись, — обнимал отца за плечи дядя Андрей. — У тебя что, из унитаза нефтяной фонтан забил?
— Да, не я это, а Дед Мороз.
— Ну, конечно, Дед Мороз, мы понимаем, ну ты даешь, Игореха!
— Где она! — рявкнул Лешка.
— Кто? — испугался папа.
— Снегурочка!
— Да, ушли они уже, сынок, — мама махнула рукой, поднялась, прижимая к груди костюм, и поплыла в ванную — мерить.
— Как ушли? — не поверил своим ушам Леша.
— Что, племяш, попал? — поддел его дядя Андрей.
Лешка развернулся и побрел в свою комнату, надо было разобраться с приставкой.
Он провозился с ней до пяти утра, прислушиваясь к звукам музыки, доносящимся из гостиной. Потом расстелил постель и лег. Во сне он увидел милое бледное личико, медленно расплетающуюся светло-русую с серебряным отливом косу и тающие в улыбке зубы, белые, почти прозрачные на концах.
— А Лешка-то угомонился, — удивляясь, возвестила Нина.
— Переволновался, — авторитетно заявил Андрей. — Может, и мы того, на боковую? — Он вытаращил на сестру свои вечно веселые глаза.
Нина вгляделась. Никакие они не весёлые, просто круглые, а на дне плещется грусть.
Дед Мороз крепко прижимал к себе худенькое тело внучки, приговаривая: «Ну, давай, лети».
И олень летел, еле касаясь копытами грязных городских сугробов, чиркая полозьями санок по асфальту.
Снегурочка задумчиво глядела на теряющиеся в снежной круговерти улицы.
— Фу, скорей бы в лес, надышался тут угару! А всё ради тебя, затейница. Ну, что, довольна? Сходила к людям?
Снегурочка молчала.
— Дался тебе этот мальчишка, — не унимался дед. — Мало тебе Леля было? Опять мучений захотелось, не живется тебе спокойно!
— Что Лель, дедушка! — горько перебила его Снегурочка. — Ему показалось, всего лишь показалось, что он любит, а я вот полюбила его. Ты же не знаешь ничего!
— Как же, не знаю я, — злобно проворчал Дед Мороз. — Ты же сама говорила, что в сердце твоем холод и нет любви.
— Да. — Горько отвечала Снегурочка. — Ни к чему мне было унижаться и говорить о своих чувствах. Мизгирь затеял это судилище из-за одной только ревности. У них с Любавой все было уж решено. Ей оставалось только дождаться его из дальней поездки по делам купеческим. От нечего делать ходила она со мной. А я, глупая все рассказывала ей о своем счастье. Захотела Любава проверить, так ли крепки объятия моего Леля, так ли сладки его губы, как я рассказываю. Где мне с ней было тягаться. Я бела и тиха, она черна и горяча. Застила она милому моему очи. Вернулся Мизгирь, а его никто не ждет. Досадно ему стало. Стал он всюду преследовать меня. Говорил о своей любви, только не верила я. Он вытащил меня на суд толпы, просил у них разрешения жениться на мне! У них, не у меня, дедушка. — У Снегурочки задрожали в уголках глаз прозрачные круглые слезки.
— Зато ты сходила в люди, — пожевал губами дед.
— Да, сходила. Я тогда прыгнула через костер, потому, что жить не хотела, дедушка! Ты же знаешь, ели бы моя любовь была взаимна, я бы не растаяла.
— Да, не растаяла бы, — согласился с ней старик. — Стала бы человеком, и век твой был бы короток. А я остался бы один и бродил бы к людям, как Санта-Клаус какой-нибудь.
— А я растаяла, — эхом откликнулась внучка.
— А ты растаяла, — проворчал дед. — И осенью я вновь вырастил тебя из первого льда.
— Дедушка, скажешь ты мне, наконец, почему моя мама Весна-Красна появляется только весной?