Я слушал Алана и думал о том, что даже здесь, далеко от родины, мы, как и миллионы наших сограждан там, дома, ищем мучительно ответ на жгучий вопрос; что с нами будет? Отчего в нашей стране любые начинания оборачиваются чем-то уродливым? И что это за адская машина, так подавляющая волю людей и заставляющая их терпеть любые издевательства? Где, где истоки всего этого?
Глава пятнадцатая
Фрау Тишман, войдя в салон автобуса, вытащила несколько газет и торжественно поздравила нас с весьма лестными отзывами о гастролях. Она развернула газету, и я увидел… себя. Гордо изогнувшись в стремительном полете, я смотрел в зрительный зал. И улыбался. Эффектно, ничего не скажешь.
— Узнаете? — спросила фрау Тишман. — Это вы, молодой человек с очаровательной улыбкой.
— Да, но разве я в танце улыбаюсь?! — искренне удивился я.
— Как видите. Дети не обманывают. А снимал ребенок, один из тех калек, для которых вы давали концерт. Он и послал фотографию в крупнейшую газету Западной Германии, сопроводив восторженным рассказом. И хотя эта газета не отличается любовью к вашей стране, она не могла не опубликовать это. Есть вещи, которые выше политики.
— А в Мюнхене эта газета продается? — вырвалось у меня.
— И в Мюнхене, и в Бонне, и в Гамбурге, — не подозревая о моем испуге, заверила фрау Тишман. — Она популярна по всей нашей стране. Возьмите ее на память, — и фрау Тишман вручила мне газету.
Рассматривая снимок, я живо представил себе, как за много сот километров отсюда, в Мюнхене, держит в руках газету Эльза, и, взволнованная, лихорадочно соображает, как бы увидеться со мной. Но зачем? Чтобы разбередить рану? Все! Все! — рассердился я на себя. — Разошлись наши дороги. Навсегда! И не стоит ворошить прошлое. Не отправлю ей открытку, ни за что. И будет лучше, если она не увидит этот номер газеты. А вдруг в Мюнхене развесили афиши? Что тогда? Впрочем, почему Эльзе в глаза должна броситься именно наша афиша? Здесь что только не рекламируют, все стены пестрят фотографиями. И вообще реклама им настолько приелась, что они даже внимания на нее не обращают. Нет, не стоит волноваться. Не узнает Эльза о нашем приезде. Успокаивая себя, я и не подозревал, что уже завтра меня настигнет то, чего я так опасался. Поистине, уж чему бывать…
Я ехал на концерт, а Эльза в это время находилась в пути, в «Ауди», ведомом ее отцом. Герр Ункер, конечно, не догадывался, чем была вызвана просьба дочери съездить в городок, отстоявший от Мюнхена на сто километров. Она умолчала, что ансамбль будет выступать и в центре Баварии, и сумела скрыть нетерпение, с которым ждала встречи с «Аланом». Герр Ункер был уверен, что дочери хочется еще раз полюбоваться искусством горцев и вспомнить дни, проведенные на Кавказе. Герр Ункер расспрашивал дочь об археологических находках и пускался в пространные рассуждения о том, почему многие атрибуты древней культуры алан так близки готам, предкам немцев. Он был убежден, что ему лучше, чем кому-либо, удалось заглянуть в древние тайны причерноморских степей, и упрямо искал новые доказательства тесных связей алан и готов. Этой теме он посвятил годы, но чувствовал, что его жизни не хватит, чтобы отыскать ответы на все вопросы, и атаковал своими жаркими и долгими рассказами Эльзу в тайной надежде, что она продолжит его дело. А когда погибла жена, и ему вольно или невольно пришлось свободное время уделять дочери, он увлек ее научными гипотезами, посвящая уже в более сложные проблемы. И с радостью убеждался, что она отнюдь не равнодушна к его научным изысканиям, порой даже высказывает весьма оригинальные мысли и суждения. Бог даст, и дочь окажется достойным продолжателем благородного дела отца.