Было уже за полночь. Герр Ункер, уловив взгляд доулиста, украдкой брошенный на часы, спохватился:
— Я же вам не показал свой дом! Мне очень хочется, чтобы вы обошли наши апартаменты. Подарите мне еще десять минут. О-о, не беспокойтесь, Эльза наверстает их в дороге. Она очень ловко обходит светофоры.
На втором этаже герр Ункер распахнул дверь в небольшую комнату с двуспальной кроватью под балдахином, встроенным шкафом и огромным — во всю стену — зеркалом…
— Спальня, — провозгласил хозяин дома.
— Эльзы?
— Моя, — мрачно уточнил герр Ункер и направился к следующей двери.
Вторая комната была обставлена так же, только не было балдахина.
— Твоя? — спросил Алан Эльзу.
— Для гостей, — коротко ответила она.
— А-а… — протянул Алан и заключил: — Да вы буржуи…
— Найн! — не дожидаясь перевода дочери, поспешно возразил герр Ункер. — Мы не буржуа. Все нажито тяжким трудом и потом отца. И моим, и Эльзиной матери. Она была детским врачом.
Мы обходили одну комнату за другой. Я мучительно размышлял, стараясь понять, для чего герр Ункер затеял смотрины. Только ли для того, чтобы показать любимому дочери, как она живет, или опять есть какой-то тайный умысел?
— Детская, — провозгласил герр Ункер, распахивая еще одну дверь:
— Запоминай, — весело прошептал мне в ухо Алан. — Заранее все обставили. Даже игрушками запаслись. Остается заиметь киндер!
— Йа, йа, киндер! — заулыбался герр Ункер.
Следующей комнатой была ее спальня. Я ожидал какой-нибудь выходки Алана, но, к моему удивлению, он стоял у открытой двери степенно, равнодушным взглядом окинул кровать — тоже широкую, — зеркало, шкафы, трельяж, заставленный флаконами и склянками, пуфик, — и, отвернувшись, зевнул, деликатно прикрыв рот ладонью. Я первым отошел от двери, но глаза мои жадно впитали в себя каждую деталь комнаты, а сердце учащенно забилось…
Герр Ункер водил нас по дому, не постеснялся распахнуть двери и двух сверкающих кафелем ванн, и трех туалетов, все так же коротко провозглашая:
— Ванная… Туалет…
Потом мы спустились на так называемый нулевой этаж с гаражом и бассейном размером два на четыре метра, стены и дно которого выложены черным кафелем.
— Прихоть покойной жены, — пояснил герр Ункер. — Где-то у сильных мира сего она видела бассейн с таким же кафелем. Пришлось и мне раскошеливаться. Правда, тот бассейн был в десять раз больше, но, — он развел руками, — каждому — свое… Теперь, когда меня спрашивают: «У вас есть домашний бассейн?», я, не насилуя совесть, гордо отвечаю: «Да, облицованный черным кафелем…»
— В ФРГ люди делятся на тех, у кого есть дома бассейн, и тех, у кого его нет, — пояснила Эльза.
Автомобилей в гараже оказалось два: тот, на котором я уже ездил, и второй, с разбитым капотом…
— Мы, конечно, можем восстановить его, — сказал герр Ункер. — Но я не позволю дочери сесть за руль машины, лишившей меня любимой женщины… — И небрежно махнул рукой: — Пусть стоит искореженный.
Глава девятнадцатая
На следующее утро Эльза не приехала. Не появилась она и в обед, и вечером, когда артисты ансамбля стали заполнять автобус, чтоб отправиться на концерт.
— Может быть, мы вчера сделали что-то не так? — высказал предположение Алан.
— Не знаю, — я и сам терялся в догадках.
Место рядом со мной никто не занимал, и каждый входивший в автобус бросал на меня недоуменный взгляд.
Эльза не появилась и на концерте. Я все глаза проглядел, всматриваясь в зал.
— Что-то случилось, — забеспокоился я.
— Это все Кофман, — мрачно изрек Алан. — Он мне с первой минуты не понравился. Озлобленный и жестокий. Такой на все способен.
— После концерта махну к ним, — решил я.
— Поставим в известность Аслана Георгиевича, — и к ней.
Но Аслан Георгиевич категорически возразил:
— На ночь глядя? Нет. Вы возвратитесь вместе с ансамблем в отель и ни шаг не отойдете от меня. А завтра я сам с тобой поеду. Договорились?
… Автобус приблизился к отелю. Из-под козырька, нависшего над входом, шагнула навстречу тень. Алан закричал на весь салон:
— Это она, Олег!
Я пулей выскочил из автобуса.
— Где ты была?
— Я сегодня сделала большой дело, — заявила она, и сияющие глаза ее подтвердили это.
— Я волновался, — признался я. — Этот Кофман…
— О-о, не напоминай о нем. Несчастный человек, он несет неприятности и другим.
— Вчера мы не подвели тебя? — спросил я. — Отец не очень ругал нас?
— Я ему сказала, что мне кроме тебя никто не нужен.