— Ты видишь, относительно моего отъезда мы вполне согласны с графом Оденсборгом. Я на будущей неделе уезжаю из Мансфельда.
— Если уж ты так непременно хочешь, — неуверенно промолвил Гельмут, — но мне это очень больно, бабушка!
— И мне также, дитя мое, однако я только подчиняюсь необходимости, а тебе, во всяком случае, перенести ее легче, чем мне.
Кивнув головой ему и графу, она вышла из комнаты.
Молодой барон не пытался больше удерживать ее, но лицо его выражало неудовольствие, когда он после ухода бабушки обратился к отцу:
— Папа, ты не должен был допускать этого.
— Да разве я выгоняю баронессу? — холодно спросил Оденсборг. — Никто не заставляет ее уезжать, и, мне кажется, ты достаточно настойчиво упрашивал ее остаться.
— Да, но…
— Но она не может примириться, что с новым хозяином приходят новые порядки, что вместе с ним на немецких традициях, которые так долго поддерживал ее супруг, ставится крест. При таком различии наших взглядов дальнейшее совместное проживание едва ли было бы приятно. Надеюсь, ты сам видишь это, хотя, повинуясь невольному чувству, только что решился на просьбу, исполнение которой могло бы повергнуть нас всех в великое затруднение.
— Ведь я знал, что в Мансфельде меня ждет бездна неприятностей, и потому так долго медлил с приездом сюда! — с невольной страстностью воскликнул Гельмут. — Если уж так необходимо было для введения во владение явиться мне самому, так ведь это все уже окончено, и нам ничто не мешает уехать. Ради чего, собственно, я должен оставаться здесь?
— Потому что мы, несомненно, находимся накануне войны и враждебные действия могут вспыхнуть каждую минуту. В таком случае твои имения не должны оставаться без хозяина. В течение недели я до известной степени ознакомился здесь со всем и нашел, что дела обстоят намного хуже, чем даже можно было предполагать. Здесь у меня открылись глаза на многое такое, о чем я и не подозревал до сих пор; если бы я знал об этом раньше, ни за что не позволил бы тебе после смерти дедушки несколько месяцев оставаться вдали. Как раз здесь, в Мансфельде и его окрестностях, находится очаг оппозиции, принимающей все более и более угрожающие размеры. Во-первых, здесь есть некий Арнульф Янсен.
— Местный идеал Элеоноры! — с горькой насмешкой кивнул Гельмут.
— Ты уже знаком с ним?
— Я видел его вчера в замке, где этот мужик, похоже, играет значительную роль.
— Не говори так презрительно «мужик», — серьезно заметил Оденсборг. — Местные крестьяне, больше столетия владеющие своими усадьбами, по богатству не уступают дворянству и пользуются неограниченным влиянием на народ. С тех пор, как Янсен вступил во владение своим наследством, он стал душой и главой бунтовщиков. Все группируются вокруг него, все шлезвигское мужичье признает его вождем и повинуется каждому его знаку. В случае войны это движение может сделаться очень опасным.
Это разъяснение едва ли заинтересовало молодого владельца майората; он слушал с рассеянным видом, и в его ответе слышалось крайнее нетерпение:
— Но что мне за дело до всего этого? Меня это совершенно не касается. Я — не солдат, не государственный человек и нисколько не интересуюсь партийной борьбой. Если действительно случится война, то я предвижу бесконечный ряд притеснений и насилий, которые будут совершаться над моими родственниками. Присутствовать при этом я не чувствую себя обязанным и уеду.
— Ты останешься, Гельмут, — повелительно и строго заявил Оденсборг. — Ты не должен ребячиться и бежать из-за каких-то пустяков, когда я объясняю тебе, что твое присутствие здесь необходимо.
Гельмут скрестил руки на груди и упрямо закинул голову.
— С тех пор как я стал владельцем майората, я, кажется, утратил всякую свободу. Ты все время командуешь мной, папа!
Граф Оденсборг, вероятно, знал, как далеко он может зайти и где кончаются пределы его власти; по крайней мере, он сейчас же поспешил переменить разговор.
— Ты знаешь, сын мой, что я никогда не омрачал тебе радости жизни и свободы юности. Или, может быть, я был для тебя строгим отцом?
— Нет, нет! — воскликнул Гельмут, очень быстро обижавшийся и так же быстро успокаивающийся. — Ты всегда был очень снисходителен ко мне.
Граф усмехнулся и ласково положил руку на плечо пасынка.
— Таким же я должен быть и в будущем; такой ветреник, как ты, требует постоянного надзора. Обещаю тебе, что никаких неприятностей ты испытывать не будешь. Всю тяжесть, как и всю ответственность, я беру на себя; но, когда я буду выступать от твоего имени, ты, как владелец майората, должен стоять за меня и защищать меня всей полнотой своей власти. Обдумай это и оставайся.