— И прямо попали бы датчанам в лапы, — мрачно промолвил Арнульф.
— Но они также и за нами!
— Конечно, всюду в окрестности!
— Завидное положение! — пробурчал капитан. — После рекогносцировки наши отступили; нас они, вероятно, считают погибшими. Свободен ли хотя бы холм?
— Наверху наместник с графом Оденсборгом. Если они увидят вас, то немедленно сообщат ближайшему посту, и датчане явятся с отрядом в три раза сильнее вашего.
Несомненно, это были вести весьма плачевные, способные кого угодно вывести из равновесия; капитан же принял их с обычным спокойствием.
— С каждой минутой дело становится приятнее и приятнее! — не без юмора констатировал он. — В таком случае нам придется как можно дороже продать свою жизнь. Нас все-таки шестеро.
— Семеро, господин капитан! Я считаю и себя! — сказал Арнульф, указывая на свое ружье.
Горст сердечно протянул ему руку.
— Спасибо; нам и это может пригодиться!
— Впрочем, дело еще не так плохо, — начал снова Янсен. — Есть еще одно средство: если бы мне только удалось достать вам шлюпку. Как только вы очутитесь на море, то, держась вне выстрелов, обогнете Штрандгольм и высадитесь там, где стоят наши.
Глаза Горста сверкнули при этом предложении, во всяком случае, сулившем спасение.
— Да, это — выход! А можете вы достать шлюпку?
— Нет, по крайней мере, сегодня — берег охраняется очень зорко, но, может быть, удастся ночью. Во всяком случае надо попытаться.
Горст осмотрелся вокруг, словно подыскивая удобное место для обороны, и кивнул головой.
— Прекрасно, тогда нам придется расположиться в лесу и каждую минуту быть готовыми к нападению. Место достаточно удобное.
— Господин капитан! — прозвучало с берега.
— Что случилось? — быстро обернулся Горст.
— С горы спускаются молодая дама и мальчик, — доложил унтер-офицер.
— Женщин и детей пропускайте! — приказал Горст.
Часовой оказался прав. Ева и Отто беззаботно спускались с холма, где они в конце концов соскучились. Наверху действительно ничего не было видно, кроме некоторого беспокойства и суеты среди солдат в Штрандгольме, что отчетливо наблюдалось в бинокль. Граф и наместник углубились в пространные рассуждения о том, действительно ли на Штрандгольм сделано нападение, кто остался победителем и в каком направлении могло происходить сражение. Всеми этими обстоятельствами Ева нисколько не интересовалась, и ее попытки завязать разговор с другой стороной также потерпели неудачу.
Гельмут и Элеонора, казалось, совершенно потеряли дар слова и едва-едва говорили «да» или «нет». Девушка, наконец, не выдержала и предложила Отто спуститься к берегу, на что он немедленно согласился.
— Там ужасная скука, — говорила Ева, морща хорошенький носик. — Нора и барон Гельмут не говорят ни слова, словно в рот воды набрали, а другие… ах, Боже мой!
Она с ужасом подалась назад, но в тот же миг навстречу ей прозвучал радостный возглас:
— Ева!
Теперь и Отто узнал офицера, стоявшего рядом с Арнульфом, и быстро очутился рядом с ним.
— Фриц! Фриц Горст! — ликовал он, но капитан проворно закрыл ему рукою рот.
— Не кричи так, мой мальчик! — он понизил голос. — Я здесь инкогнито.
— Но как же так? Откуда ты явился?
— Не спрашивайте! — прервал Янсен бурные расспросы юноши. — Скажите нам только, идут ли за вами граф Оденсборг и наместник?
Отто отрицательно покачал головой.
— Нет, они не могут прервать свои наблюдения и нескоро еще придут сюда. Мы только хотели пройти к лодке.
— Лодка? — воскликнул Горст, и в тот же момент Янсен переспросил:
— Вы приехали в лодке?
— Я — нет, но Ева и другие, — ответил Отто. — Лодка стоит там, в бухте, потому что здесь им нельзя было пристать из-за прибоя.
— Вот это — помощь, — сказал Арнульф, обращаясь к капитану.
Последний невольно облегченно вздохнул при этом известии, но его взор неотступно следовал за Евой.
— Я ведь говорил, счастье суждено человеку! — вырвалось у него. — Я немедленно же отправлюсь туда.
— Останьтесь здесь, капитан! — удержал его Янсен. — Не показывайтесь слишком рано на берегу, прусская форма выдаст вас. Сперва надо выяснить, кто в лодке. Пустите меня, я все разузнаю, но, — он подошел вплотную к капитану и понизил голос, — барышня, надеюсь, не выдаст нас? Наместник — ее опекун, не отпускайте ее от себя, пока я не вернусь.