В большом зале первого этажа, выходившем на террасу, барон Мансфельд отдавал приказания оставшимся крестьянам, посылая их в разные места. В этот момент вышел Арнульф Янсен. Остановившись у дверей, он молча смотрел, как его земляки, единственным предводителем которых был до сих пор он, толпились вокруг молодого владельца замка, слушая его приказания. Увидев его, Гельмут быстро обернулся к нему и воскликнул:
— А вот и вы, Арнульф! Вы со двора? Все ли входы под охраной?
Янсен подошел ближе; теперь он был совершенно свободен и видел, что все до последнего дыхания готовы защищать его и его свободу; тем не менее он был мрачен, как ночь, и всем своим видом выражал холодную, почти враждебную отчужденность.
— Все! — ответил он. — Каждый на своем посту.
— Прекрасно! Значит, все необходимое сделано, и нам остается только ждать неприятеля. Отряд из города может прибыть сюда через час; боюсь, что он причинит нам больше хлопот, чем ваши конвойные утром.
Янсен ничего не ответил на это замечание. Привыкнув всегда находиться во главе, он все еще никак не мог понять, что другой, кого он презирал до сих пор как бессильного труса, взялся предводительствовать и при этом оказался на высоте.
— Граф Оденсборг хотел уехать, — кратко промолвил он. — Вы приказали пропустить его?
На лице Гельмута промелькнула тень, но он утвердительно кивнул головой.
— Я не могу и не хочу удерживать его, раз он желает покинуть замок; Хольгер тоже хочет сопровождать его. Конечно, наместник не преминет поднять на нас весь город, но все равно того, что произошло, не скроешь, тем более когда сюда прибудет отправленный против нас отряд. Как вы думаете, когда могут быть здесь немецкие войска?
— Это трудно сказать! Мы знаем только, что они в пути и направляются, должно быть, к городу.
— Все равно, у нас есть надежда на избавление, а до тех пор Мансфельд во что бы то ни стало должен держаться. Не правда ли, Арнульф?
Ни решительность этих слов, ни доверчивое обращение не произвели на Янсена никакого впечатления; его лицо оставалось по-прежнему мрачным.
— Командуйте в замке вы, господин барон, — холодно ответил он. — Мое дело только повиноваться.
Гельмут отвернулся, словно не замечая его тона, и обратился снова к окружавшим его крестьянам:
— Значит, оба господина должны быть пропущены через маленькую калитку, экипаж я им выслал уже к деревне. Пленные датчане останутся здесь, мы не должны увеличивать ряды наших противников. Чтобы они не напали на нас и не сыграли с нами злой шутки, приняты все меры, а мы объединенными силами дружно выдержим вражеский натиск. Ступайте теперь во двор, мы тут же последуем за вами.
Радостный, воодушевленный крик был ему ответом. Крестьяне безусловно повиновались приказаниям того, кто еще сегодня утром представлялся им чужеземцем и врагом; теперь же, энергично встав на их сторону, Гельмут был для них только наследником Мансфельда, внуком их старого любимого помещика… Вполне естественно, что он стал во главе их и они повиновались ему. Они только не могли понять, почему их прежний предводитель полностью отказался от командования, что вовсе не соответствовало характеру Янсена.
Тяжелая поступь крестьян еще не замолкла на каменных ступенях, когда внизу послышались легкие шаги, и обе девушки вошли в зал. Несмотря на опасность и заботы, лицо Элеоноры сияло счастьем, между тем как Ева, державшая ее под руку, с боязливым любопытством оглядывала военные приготовления.
— Гельмут, где ты оставил моего брата? — спросила Элеонора, осматриваясь вокруг.
— Отто? — удивленно спросил барон. — Я не видел его. Он не был с вами, Арнульф?
— Нет, — ответил Янсен.
— Ну, тогда он где-нибудь здесь, мастерит какие-нибудь укрепления. Он был вместе с нами, когда мы разрабатывали план защиты.
— Но с тех пор он словно в воду канул.
— Уже несколько часов мы беспокоимся о нем, и доктор Лоренц повсюду ищет его.
— Да ведь, кроме замка, ему негде быть; я прикажу осмотреть все посты, — сказал Гельмут, но, остановившись, внезапно расхохотался, причем обе девушки стали дружно вторить ему.
Причиной бурной веселости послужил Лоренц, явившийся в полном вооружении. Старый ученый, вероятно, вообразил, что ему также придется сражаться, и по мере сил приготовился к защите и нападению. Он одел большую меховую шубу и меховую шапку, а за плечами у него торчал в высшей степени странный огнестрельный аппарат, найденный им, вероятно, где-то в подвале.