========== Чокнутая (соулмейты, стёб, упорос, нанесение увечий) ==========
Комментарий к Чокнутая (соулмейты, стёб, упорос, нанесение увечий)
Я не знаю, соулмейты сами по себе AU.
Что-то явно идёт не так. Фарлонг кажется, что она ищет как-то неправильно; смотрит, но не видит, не замечает в упор того, что должно быть предназначено судьбой. Боги слишком уж жестоко шутят и будто прячут её законную половинку в какой-то пещере. Впервые она жалеет, что никогда не являлась фанатом квестов.
«Надеюсь, он не орк», — Фарлонг с тоской провожает взглядом отряд наёмников, пересекающих двор крепости, рослую фигуру впереди, которая будто состоит из одних крепких мышц, шумно сглатывает, однако не проверяет — боится.
Нет, навязчивая идея, это ожидание больше похоже на помешательство. Встреча должна произойти естественным образом, Фарлонг же подгоняет события, торопится, поэтому боги над ней и смеются.
Но разве они не видят, как ей одиноко одной? Рыцарю-капитану, которому предстоит спасти Берег Мечей от великого зла без гроша в кармане, тоже требуется надёжное плечо, какой-то ориентир. Ей хочется, чтобы кто-то ждал её из походов, ценил её саму, а не подвиг с серебряным мечом наперевес.
«Только не говорите, что меч уже в моём сердце, и помощь ближнему — лучшая награда, бла-бла-бла!» — она грозит кулаком серым облакам, но те не одаривают злобную девчонку ответом — только мерзким дождём в лицо. Фарлонг едва не задыхается от возмущения; странно, что её вообще так не утопили за оскорбления. Хотя попробовали бы обойтись без Носителя осколка, жадные ублюдки!
Порыв ветра треплет знамя лорда Нашера и хлещет им рыцаря-капитана по затылку — иди работать, мол, бунтарка. Дел и правда много.
Касавир в тронном зале покачивается в такт бормотанию Каны, тяжёлые доспехи тянут его то в одну, то в другую сторону, и лишь верный молот помогает держать точку опоры. Фарлонг всегда в первую очередь подходит к нему и пробует: со всей силы прикладывается локтем о каменную стену и ждёт ответа. Касавир и не морщится — ну конечно, он же непробиваемый паладин!
Может, в этом и есть секрет, что надо до него достучатся через всю эту броню? Всё-таки он парень твердолобый, шуток не понимает, намёков тоже — этот орешек тяжело расколоть. Однако через несколько попыток Фарлонг устаёт и идёт дальше.
Сердце замирает, когда Сэнд внезапно морщится под её взглядом.
— Рыцарь-капитан, прошу сойти с моей ноги. Вы в тяжелой броне, а я нет.
Ответной реакции она не ощущает и даже не слышит, как Сэнд тихо просит её позвать лекаря. В подземелье она без лишних слов сама разворачивается в дверях и уходит, краснея, поймав убийственные взгляды Аммона и суккуба в круге призыва. Их сосед Гробнар как всегда весь в делах, в отличие от Фарлонг, и не даёт даже слово вставить. Она поднимает указательный палец, приоткрывает рот и внезапно забывает, зачем вообще пришла. Значит, неважно. Морок спадает только на улице, и Фарлонг растерянно оглядывается на дверь в подземелье, пытаясь сообразить, что это за аура такая вокруг Гробнара витает. Выглядит полезно.
В таверне Сэла много гостей — офицеров, путешественников и торговцев, — много потенциальных кандидатов. Он должен быть здесь — иначе где ему ещё быть? Одним махом она ударяет себя по груди, точно берсерк, выбивая почти весь воздух из лёгких, и её глаза лезут на лоб, когда Бишоп начинает кашлять, однако тот лишь давится коркой от хлеба. Где-то рядом за горло хватается Квара и падает на пол, задыхаясь.
«Всё, к демонам это!» — тут же она вспоминает, как нашла руки Аммона на бёдрах суккуба и думает, что вариантов, наверное, может быть много — всё-таки появляются же тифлинги, дженази и другие плоды любви людей с элементалями. Невольно она начинает интересоваться, как это, и готовится к чему-то ужасному… наверное.
Фарлонг плюхается на освободившееся место и заупокойным голосом просит принести бутылку вина — нет, сразу две! Нишка сидит перед ней с кислой миной, бросая на порозовевшего Келгара косые взгляды, затем вытаскивает один из своих кинжалов и делает мелкий надрез на большом пальце. Фарлонг шипит на неё и со всей дури прикладывается лбом о стол. Обе девушки с жадностью гиен следят за пальцами-сосисками и узким лбом, но получают ноль реакции со стороны Келгара, зато кружка в его руках куда больше обласкана вниманием.
А может, её суженный всё знает, но от неё прячется? Увидел чокнутую девчонку, которая лбом стены таранит, испугался и стал жрецом Илматера?
Лоб ещё саднит, наверняка будет синяк, но Фарлонг давно боли не чувствует — слишком уж часто попадает в передряги, ею постоянно кого-то таранят.
«Надеюсь, ты чувствовал всё это, гов… в смысле, дорогой. Прости-прости, только вылези из своей норы!»
Злость точно не ведёт к счастью, думает она, но это единственный способ, чтобы понять наверняка. Времени им осталось очень мало. Вздохнув, она выкладывает осколки меча на стол, прислушиваясь: рядом друг с другом они резонируют и поют собрату в её груди, как милые котята. Раз уж они все останутся вместе до конца своих дней, то стоит познакомиться поближе. Фарлонг бурчит:
— Жаль, что вы не пьёте, ребята.
Зджаэв говорит, что осколки воссоединятся вновь, чтобы стать единым целым — мечом. Фарлонг же так и останется осколком чего-то столь же великого. Пьяные слёзы льются ручьями, а от абсурдных мыслей рвётся нервный смех: её обойдёт даже гребаный меч!
Мысли о восстановлении меча гит всё-таки возвращают мозг Фарлонг к работе по спасению мира от вечного мрака, но она быстро срывается: «А если это Гариус или кто-то из его окружения? А если это… Король Теней?! Вполне возможно, кстати: герой идёт к подвигу, цель ясна, им суждено встретиться. Судьба, трагедия, драма…»
В голове шумит то ли от выпитого, то ли от шока. Либо она окончательно отчаялась, либо сошла с ума, но… если всё окажется правдой, ей придётся перейти на их сторону? Откровенно говоря, ей не хочется стать личом, но разве против богов попрёшь? Они же те ещё подонки…
Фарлонг и не замечает движения рядом, синей формы поверх кольчуги, но почему-то уже хочет провалиться куда-нибудь под землю, хоть к Аммону. Она тихо посидит, мешать не будет, лишь бы не гореть от стыда за своё поведение.
Бивил весь в синяках, угрюмый и какой-то потерянный: ещё бы, сержантская служба — это тебе не ополчение Западной Гавани, где можно наращивать жир и переводить кур через дорогу. Она закатывает глаза и пытается ради приличия поинтересоваться делами друга детства:
— Эй, тебя что, опять Свет Небес отделала?
— Если бы, — он что-то мямлит, но Фарлонг уже переключает взгляд на вошедшего в таверну Ниваля. — Это какое-то проклятие!
Чтобы никто не заметил, она убирает руки под стол и бьёт ногтем о ножку. Лицо Ниваля так и остаётся невозмутимым, а жаль.
— Ну вот, опять! — Бивил растерянно таращится на свои руки, надув щёки, как ребёнок.
Для неё он действительно большой ребёнок. Мысли о детстве слишком приятны в сравнении с реальностью, чтобы так легко от них отказываться. С пьяной улыбкой на губах она с теплотой вспоминает их проделки и вылазки в лес, пока взрослые не видели, как мечтали о поездке в Хайклифф и воображали себя лусканскими пиратами, лазали по деревьям, разбивали коленки, когда падали — всегда вместе… Вместе.
Она выпрямляется и пытается соображать: они оба всегда ходили потрёпанными, потому что не разлучались, но даже если вы всегда вместе, невозможно расквасить локоть идентично. Озарение не приносит облегчения; она тихо воет, как раненый барсук, и где-то в толпе слышится тревожный зов Элани в ответ.
«Нет, подруга, не в этот раз», — злорадно думает Фарлонг, а потом вновь впадает в уныние, вспомнив, что ей достался кто-то похуже барсука — друг детства, будто брат, с которым ей даже личную жизнь неудобно обсуждать. То, чего она ждала, давно случилось и лежит на поверхности — ассоциация прямо-таки неприглядная, но лучше она подобрать не может.