Проницательность всегда на его стороне, кем бы они ни были, но сейчас он смотрит так, будто знает куда больше неё самой, проверяет нервы на прочность, с усмешкой оглядывает жилище, холсты и пачку таблеток на столе.
— А ты измельчала.
В голосе нет ни намёка на желание задеть, только констатация факта, но сердце всё равно сводит судорогой: он всегда говорит то, что думает, поэтому всегда над ней возвышается.
— Доиграешься, и я выкину тебя отсюда.
— Может, я давно этого жду? — он откидывается, сверлит её тёмным взглядом, и воспоминание о рыцаре с холста окатывает ледяной водой. — Не только ты меня держишь, но и я сам. Наверное, ещё не всё потеряно, раз мне тебя жаль, — наглый акцент выводит из себя тьму внутри, она шипит, вьётся клубками, будто где-то в груди оживились сотни ядовитых змей. Рука резко вскидывается, пытаясь нащупать таблетки, а он лишь провожает её ленивым взглядом, пока не вздыхает. — Это… сдерживание — просто фарс.
— А ты бы предпочёл лишиться разума? — бросает она злобно. — Я хоть как-то стараюсь выжить!
Этот разговор вспыхивает на каждой встрече, и его позицию она давно знает:
— Без разума я не буду существовать, а значит, и всё равно, что будет дальше… Но я точно не хочу, чтобы ты оставалась с этим одна.
Спина к спине, всегда рядом — но что-то ощутимо меняется с каждый разом, трещит по швам, будто она теряет часть себя, а следом — песком сквозь пальцы ускользает и его душа. Они оба устали, однако тьма неутомима; она обманула, пообещав собрать её рыцаря воедино, и нашла для себя идеальный источник пищи, почти бесконечный.
Он исчезает с первыми лучами рассвета, оставляя тьму на её попечение в паре с бесконечным апрелем — и чувство такое, будто дом стал чуточку ближе; дышать точно легче. Кем бы они ни были, она всегда остаётся доживать свой век, а он уходит первым — кажется, она до сих пор существует только ради одного момента.
И всё-таки это самая нелюбимая жизнь — та, где тьма пробует её разум на вкус, и самый нелюбимый он — тот, кто жесток в своей жалости к Пожирателю Душ. Апрель умирает за окном, и рыцарь на холсте преклоняет колено в луже собственной крови.
========== Уроки контроля (PWP, немного BDSM и страданий; Бишоп/Квара) ==========
Комментарий к Уроки контроля (PWP, немного BDSM и страданий; Бишоп/Квара)
Написано на спор для Рен - в честь пережитой недели НЦы, отголоски которой до сих пор гремят. Наверное, так бы выглядела моя максяка (https://ficbook.net/readfic/5070866), если бы я не была такой скромной барышней, бугага. Действие могло бы происходить где-то после 11 главы.
Это мой первый раз на поприще всеми любимого жанра, некоторые сцены я позаимствовала, пока изучала, кхм, техническую сторону исполнения, так что мне и самой больно, учтите. И да, ООС, все дела. Не принимайте близко к сердцу.
После изучающего взгляда и многозначительного молчания Касавира Кваре хочется только пойти умыться, однако она заставляет себя не кривиться, не опускать предательски взгляд, а взять себя в руки. Ложь требует слишком много затрат энергии, поэтому здесь и пригодится концентрация, однако в этот раз придётся пустить её не на заклинание, а на убедительную безмятежность.
— Квара, никто на тебя не давит, я только стараюсь понять, что случилось.
Оправдания — определённо его защитный рефлекс. Пусть только кто скажет, что паладин жесток — о нет! Он просто добивается справедливости.
Гнев горячей волной поднимается где-то в груди; горло и рот заполняет ядовитая, жгучая горечь, будто драконье пламя, и на миг ей интересно, способна ли она его выдохнуть. Было бы крайне эффектно.
Мимолётная фантазия позволяет немного расслабиться, отгородиться от других образов, что отчаянно лезут в голову именно тогда, когда Касавир так не вовремя изображает святошу. Если Бишоп прав, — а он возмутительно часто прав, — то и у безупречного паладина есть грязная тайна: связь с королевой шлюх и кровь на руках в её честь. Возможно, он единственный, кто понял бы её мотивы.
Когда его руки скользят под рубашку, собственная кожа кажется ледяной под требовательными прикосновениями. Она должна гореть, но почему-то — тает. Кровоподтёки, оставленные в отместку, ещё долго будут напоминать ему, что разрешение ещё нужно спрашивать.
Сопротивление быстро сломлено, а руки сцеплены за спиной собственным поясом. Квара шипит и извивается, пытаясь сбросить с себя лишний груз, но Бишоп надёжно припечатывает её к полу. Боли нет, только это временно — пока адреналин бежит по венам. Квара не сомневается, что уже скоро найдёт целую россыпь синяков на бледной коже, а боль в мышцах будет напоминать о встрече с ним несколько дней.
Слёзы копятся в уголках глаз от боли, от гнева, от унижения, и великие боги, ей это нравится — чувствовать поражение.
Он наваливается сверху, опаляя дыханием её шею, и усмехается, будто читает проскочившие мысли. Квара вмиг находит новые силы для сопротивления.
— Отстань от меня!
— Если бы ты не хотела, то не прикрыла меня вчера, — Квара уверена, что этот гад сейчас улыбается. — Брось, не строй из себя жертву: мы оба знаем, что начала ты.
— Всё зашло слишком далеко!
Он фыркает и дёргает её руки на себя, будто проверяет надёжность узла; она шипит вновь, понимая намёк.
— Именно. Давай я кое-что расскажу о тебе, маленькая колдунья: ты могла бы сдать меня паладину или совершенно случайно задеть в бою, но для тебя это было бы слишком скучно. Ты с ужасом думаешь о спокойствии, ведь разрушение — твоя стихия.
Его слова сносят все внутренние барьеры самооправдания, однако Квара не готова поддаться из принципа.
— После того, что ты натворил, думаешь, я захочу…
Она краснеет, и конец фразы тонет в смущении. Это глупо — после всех ночей, проведённых вместе, — однако ничего не может с собой поделать. Странно, но он даже не отпускает сальных шуточек.
Штаны вместе с нижним бельём оказываются на уровне колен, мешая ногам двигаться. Квара возмущённо выдыхает, когда чувствует касания уже на бёдрах — издевательски медленные, изучающие. Теперь кожа горит, а внизу живота мгновенно разливается предательское тепло.
— И ты решила, что я тебя заставлю? — он резко вводит в неё пальцы и не может сдержать очередную злую усмешку: — Тут для тебя очень плохие новости, моя дорогая.
Сжав зубы, она подавляет инстинктивное желание двинуть бёдрами навстречу движениям внутри, чтобы этот ублюдок наконец ускорился и перестал над ней издеваться. В мыслях стелется туман, стыд мешается с нетерпением, и Квара уже готова биться головой о пол в припадке, когда он будто решает над нею сжалиться — ну почти.
— Говори, — его рваное дыхание у самого уха заставляет выгибаться, а с губ слетает стон, когда он опирается на колено и прижимается сзади. Он готов ждать сколько угодно; ему нравится дарить мимолётное ощущение контроля, но это лишь иллюзия: едва распробовав, Квара вновь и вновь его теряла, отдаваясь неизвестности. Если Сэнд и учителя из Академии говорили именно об этом, то пошли они тогда к демонам.
Вторая рука уже не удерживает её за связанные руки, а ныряет обратно под рубашку, сорвав пару пуговиц, и накрывает левую грудь. На этот раз движения грубые, и это точно пытка. Квара пытается дышать через рот и не особо размышлять, насколько всё происходящее неправильно и одновременно так приятно.
— В Бездну… — опёршись лбом о холодный пол и прикрыв глаза, Квара злобно выдыхает куда-то через плечо, чуть не сворачивая шею: — Я хочу… хочу тебя, проклятый мудак!
Их маленькая традиция вновь соблюдена, и Бишоп выполняет свою часть. Пальцы покидают её, небрежно растирая влагу по талии, ныряют под живот и легко тянут чуть выше. Квара мгновенно приподнимает бёдра по команде, говоря себе, что так просто удобнее. После непродолжительной возни с одеждой он уже в ней.