Полуночник зашёл в мастерскую, что-то насвистывая себе под нос, и Квара внезапно вспоминает, что там, должно быть, ужасно воняет гарью от подпаленной одежды. Квару трясёт от ужаса, и даже руки, опустившиеся на талию, не могут вывести её из этого состояния.
— Тихо, маленькая колдунья, — внезапно голос Бишопа у самого уха оказывается низким и довольным, он будто забыл, что она только минуту назад оставила на нём очередную отметину. — Думай, что ещё наплетёшь паладину, и молчи.
Не успела она и пискнуть, как его рука с талии переместилась на штаны и медленно проникла под них, ощупывая край нижнего белья. Только сейчас Квара заметила, как он ощутимо трётся сзади; они сплелись так тесно, будто стремились стать единым существом. Также она припомнила, что всё ещё держит его кинжал, и набралась уверенности, сжав рукоятку.
— Ты… что творишь!.. — шёпот сорвался на всхлип, как только рука проникла глубже и коснулась кожи. Квара мгновенно вспыхнула, но шевелиться боялась куда больше. Будто получив разрешение на дальнейшие манипуляции, Бишоп склонился к её плечу, и рваное дыхание опалило ухо. Она повернула голову и оказалась так близко к его лицу, как никогда прежде — ощущение было странное, щемящее. — Ладно, я ничего ему не сказала, потому что ничего и не видела.
— Я знаю.
В мастерской кто-то копошился, но точно не Гробнар — слишком уж тихо, — и Квара даже забыла, почему они прячутся в каком-то грязном чулане. Она и сама чувствовала себя грязной, когда намеренно качала бёдрами, дразня Бишопа; сладко вздрагивала, когда его пальцы задевали чувствительную точку. Однако всё не могло быть так просто: лишь почувствовав контроль, Квара вновь его потеряла.
Его свободная рука дрожала, пока расстёгивала пуговицы на её рубашке, — Кваре пришлось немного помочь, чтобы он не вышел из себя, — затем опустилась на запястье и повела в сторону. На этот раз она вздрогнула куда ощутимей, когда холодный металл кинжала скользнул по животу, слава Коссуту, плоской стороной. Прервав ленивые ласки, палец резко скользнул внутрь, затем второй; на этот раз ритм был сразу взят резкий, почти болезненный. Перед глазами вспыхнули разноцветные звёзды, ноги подкашивались, но кинжал держал её смирной и послушной. Пришлось закусить губы, чтобы не заорать во всё горло.
Неизвестно, сколько полуночник провёл в мастерской — для Квары эти минуты растянулись в годы, — но когда дверь скрипнула, они оба не собирались покидать своё не слишком уютное убежище. Она почти физически ощутила, как крепкий узел страха развязывается где-то внутри, и откинула голову, опираясь о плечо Бишопа. Стресс превратил тело в расстроенную струну, однако, будто после долгой напряжённой пробежки, покалывание в мышцах даровало чувство противоестественного удовлетворения.
— Думал, он никогда не свалит.
Она тихо рассмеялась — несколько истерично, но искренне, — услышав недовольный тон. Бишоп едва заметно ухмылялся, когда развернул Квару к себе лицом; руки теперь блуждали по обнажённой груди, едва прикрытой расстёгнутой рубашкой, скользили вверх к шее, пробуя на ощупь магические отметины на коже. Она прикрыла глаза, точно довольная кошка.
Кинжал отправился на ближайший ящик. Влага между ног мешала и сводила с ума, и от штанов пришлось в срочном порядке избавиться. Бишоп так и стоял, не двигаясь, но даже в темноте, к которой уже немного привыкли глаза, она читала его голодный, заинтересованный взгляд. Не особо церемонясь, Квара сама сдёргивала с него рубаху и расстёгивала ремень, судорожно хватая ртом пыльный воздух. Пальцы очертили открывшиеся мышцы, но только на долю секунды, пока её не повалили. Затылок ударился обо что-то-то, кожу царапнула плотная ткань, и Квара потянула её на себя, чтобы лежать не на холодном полу. Природная брезгливость отошла на второй план, или же помогла щедрая на иллюзии темнота.
На этот раз она лежала на спине, под ним, и на несколько минут близости контроль, казалось, вновь был восстановлен. Бишоп жаден, но и она не меньше: страх быть пойманной, внезапное вторжение в мастерскую, прятки в чулане и неудовлетворённость после наглых касаний почти при свидетелях распалили в ней ярость; точно бушующее пламя, она требовала всё больше, разгораясь только жарче.
Квара сама с трудом понимает, во что её превратили. Пальцы крепко впились в напряжённую спину, не позволяя уйти; ноги она развела так широко, как только могла, уже совершенно не стесняясь. Конечно, Бишоп не мог позволить ей расслабиться и, закинув её ногу на плечо, резко подался вперёд, вбившись со всей силы, до упора. Квара поморщилась и только потом сообразила, куда тот тянулся.
Лезвие казалось ледяным на раскалённой коже, и тело среагировало куда быстрее мысли, врезав Бишопу коленом в голову. Сама Квара чуть приподнялась, пытаясь рассмотреть его, прикрыв ладонью рот.
— Ведёшь себя как дикарка, — буркает он, сбрасывая её ногу с плеча и перехватывая рукой у бедра.
— В следующий раз будешь думать, — парирует она с довольным видом. Кинжал она на всякий случай приподняла, но не убрала.
— А, ты уже и не против следующего раза? Значит ли это, что мне не придётся выслеживать тебя по всей крепости?
— Ты же следопыт — разве для тебя это не часть игры?
Мысль, что она вообще-то избегала встречи и боялась даже в комнату зайти, чтобы не обнаружить его там, уже кажется глупой, а мотивы — расплывчатыми. С каждым толчком он будто выбивал из неё чувство самосохранения, и Квара рада обманываться.
— Со своей частью не перестарайся.
Только теперь в памяти всплывает их небольшое сражение, и она аккуратно тянется вверх, чтобы накрыть рукой небольшой ожог на ключице. Бишоп чуть поводит плечом, но не сопротивляется. На некоторое время они замирают, сплетаясь, точно змеи, с кинжалом между ними, будто в напоминание о неразрешённом конфликте. Пальцы обводят края раны, ощущают корку, в которую превратилась кожа. Ей приятно оставлять отметины, как и ему — мучить её. Наверное, только подобным образом они могут хоть что-то подарить друг другу.
Не совсем соображая, что делает, Квара надавливает на ожог и слушает ругань над головой, однако Бишоп не отбрасывает руку и продолжает трахать её, как в последний раз. Темп только усиливается, мешая восстановить дыхание, но Кваре больше интересно новое открытие: ногтями она поддевает кровавую корку на коже и мгновенно сужается, когда его пальцы смыкаются на её шее. Бишоп дёргается, словно от удара, теряя контроль над собой, движения становятся хаотичными — и мстительная победа колдуньи становится очевидна.
Он придавливает её, тяжело дыша, и, поджав губы, пялится с нечитаемым выражением то ли удивления, то ли растерянности, но вскоре этот морок стирается. К ней тоже довольно быстро возвращаются все здравые мысли, горечь противно оседает на языке. Более привычная злость снова разгорается, когда Квара наконец осознаёт, в каком месте позволила себя взять, и резкими движениями выбивает пыль из штанов и некогда белой рубашки. Бишоп одевается куда проворнее и вылетает первым, не говоря ни слова, хотя обычно, по негласной традиции, он должен отпустить пошлую шуточку. Почему-то ей кажется, что лучше бы всё оставалось как прежде.
За пределами их временного убежища они снова чужие друг другу, однако строгие взгляды паладина, которые тот щедро раздаёт Кваре при любой возможности, просто насильно отбрасывают к новым воспоминаниям: холодному металлу на коже, ощущению наполненности и дикому страху вперемешку с желанием впиться зубами в напряжённые мышцы… Нет, это точно ненормальные ассоциации на присутствие паладина. Может, всё дело в ауре?
========== Дикое дитя (частично преканон, AU; Сэнд/Элани, Гариус) ==========
Комментарий к Дикое дитя (частично преканон, AU; Сэнд/Элани, Гариус)
AU, где Сэнд вместе с Гариусом создает свою Башню, с блэкджеком и эльфийками, а Элани, точно радикально настроенный “зеленый”, выступает против такого соседства.