Зато надежда не угасла, и со временем Эрван пришёл к выводу, что полное взаимопонимание возможно. Прямо сейчас он наблюдал, как отгремевшая война связывала вместе представителей разных рас, верований, взглядов и социальных статусов. После неё не было ни богатых, ни бедных, ни «плохих», ни «хороших». Эрван выполнил, как обещал, желания каждого жителя Берега Мечей одним своим словом:
— Согласен.
Собственными руками Эрван сотворил новый мир, хоть и не бог он, а простой человек с осколком в груди. Банальное совпадение, шутка Тиморы предоставила шанс вырваться из жадных вод Мэрделейна, но империю Эрван построил сам, лишь отчасти, как самому казалось, опираясь на беспредельное доверие. Нашер средств и не выделил толком, но развязал руки, за что впоследствии поплатился. Бойцовых собак с цепи не спускают: сначала они преданно демонстрируют хозяину окровавленную пасть, но однажды обратно не возвращаются. Зря люди Нашера проигнорировали деревенского лекаря и не разобрались толком, кто перед ними; не читали будто в детстве сказки об одиноких мессиях и переменах, что девятым валом шли за ними.
Кусок серебряного меча всё ещё жил в груди, но теперь — полноправно заменял сердце. Оно мешало, и Фарлонг на время переложил его в банку со спиртовым раствором, затем задвинул подальше где-то в лаборатории, когда мерный стук в тишине играл на нервах, точно на демонической лютне. Что-то в том звуке мешало; замирая, Эрван пытался поймать мысль, как рассеянный старик, однако та отчаянно проскальзывала сквозь пальцы, и он возвращался к работе.
Его занимали мысли о последних днях, проведённых в Западной Гавани — без определённой даты, но кажется, была осень, раз запах сухой травы и гниения с топей надёжно въелся в память. Вся юность пропиталась наивными надеждами, ложью о беспечном будущем. Они с Эми хвастались новыми робами, рисовались, считая себя великими магами, а Бивил без конца точил двуручный меч и рассказывал, как однажды снёс им голову человеку-ящеру.
Теперь жители Западной Гавани снова вместе. Болотная вода текла в них вперемешку с густой, стылой кровью по широким трубкам искусственных вен, напоминая, откуда они вышли, однако не было той тягучей, непослушной силы у Эрвана, ведь он — подкидыш, прибившийся к стаду овец волчонок. Тёмная вода Мэрделейна стояла в горле, душила и отравляла кровь своей гнилью. Он не рождён ею, но достаточно нахватался, чтобы лёгкие полностью забились вонючей жижей. Кому-то дар, а ему — проклятие.
Разорвать бы грудь, где чесалось невыносимо, пробить бы рёбра да выцарапать болотную тину ногтями — да глубоко проникла. Возможно, однажды придётся попробовать полное переливание крови, и может быть тогда странное чувство наконец уйдёт.
Жители Западной Гавани сильные, значит, послужат и дальше: разведчики у границ Берега Мечей несли тревожные вести об армии Уотердипа, которую успел призвать лорд Нашер. Не на помощь она шла, а жаждала сломать юную империю, пока та только наращивала силы. Тревога стучала в висках — и то были не его мысли: Страж видел дальше, прямо в будущее. Однако чаще они вместе глядели в прошлое и жили там, не замечая покосившихся сводов, крыс и затопленных уровней крепости.
Это страшилка для детей и паладинов, что тьма поглощает души вместе с волей. Теперь Эрван с высоты своего опыта мог сказать, что если воли не было изначально, то и забирать нечего. Разве нужна безвольному телу какая-то душа? Нет, это лишний груз, от которого он тоже избавил и указал направление тем, кто жаждал быть ведомым изначально; сильные стали ещё сильнее, и все в итоге остались довольны.
Эрван работал без перерыва — спасибо осколку, — изредка поднимая взгляд на обблёванные древностью стены лаборатории и гадая в предвкушении, какие технологии ещё таил в себе Иллефарн. Чертежи поражали дерзостью мысли, простотой и совершенством. Никто и помыслить не мог, какие технологии ждали под ровной гладью тёмных вод, и Эрван с энтузиазмом восстанавливал их на зависть тем, кто однажды придёт по душу его юной империи. Человеку не хватило бы времени узнать всё, но его впереди ждала неторопливая вечность.
Война показала ненадёжность старых големов из металла, раз даже такие мерзкие твари, как гитьянки, смогли обмануть зачарованные сердечники, поэтому им на смену пришли другие, куда более преданные, — големы из плоти. Боги, должно быть, восхищались и одновременно боялись магов, которые в качестве сырья предложили покойников. И как реагировали граждане Иллефарна на запрет хоронить своих друзей и родственников?
«Отчаянное время требует отчаянных решений», — звучал в голове голос Стража, а следом Эрвана накрыла печаль — ему тоже придётся испытать те же чувства сквозь века. Так близко, так лично великой нации он ещё не касался и дрожал в предвкушении.
Вчерашний деревенский целитель применял все свои знания в анатомии, чтобы правильно собрать големов по схемам. Крепкие кости фермеров из Западной Гавани и дворфов клана Айронфист отлично послужили каркасом. Пришлось восстановить несколько старых механизмов, — не без помощи Сэнда, — чтобы переработать всю собранную плоть в податливую биомассу, а затем, точно красной глиной, покрыть ею основу и вылепить новое существо — совершенное, многоликое и любящее.
Эрван понял главный секрет големов, когда держал Элани за окоченевшую руку, а отпустив, сквозь слёзы наблюдал всё то же застывшее на лице спокойствие. К ней присоединились Касавир, Гробнар, Келгар, Нишка и даже Шандра, которую он забрал из убежища Аммона Джерро — преданные им и ему навеки. Столь крепкие связи не разорвёшь даже смертью, и Эрван им — сердечный камень.
В голове будто прояснилось; он кинулся к груде сваленного хлама, чтобы выудить давно позабытую банку. Стук отражался от стекла в руки, вновь наполняя мысли воспоминаниями, но теперь уже об их совместных путешествиях, разговорах у костра и вечных спорах, кто сильнее в ближнем бою — монах или варвар. Ещё оставалась его семья, солдаты, крестьяне и жители Невервинтера, которые вверили Эрвану свои жизни — тоже преданные.
Он отрезал от бьющегося сердца кусочки, окропляя руки собственной кровью, пока не остался уродливый комочек плоти, но всё ещё живой, бьющийся ради кого-то. Голова кружилась, и если бы не осколок, тихо холодивший рёбра, то Эрван определённо бы сошёл с ума в миг, когда первый голем, получивший часть сердца, зашевелился.
Точно мертворождённый, но живой ребёнок, голем нелепо сучил короткими, но устойчивыми ногами с каркасом из двух бедренных костей в луже из остаточной слизи. Руки слепо шарили в поисках опоры и, найдя её, попутно свернув шкаф с книгами, потянули массивное тело вверх. Его венчали сразу три головы на толстой и почти незаметной шее, взгляды которых были направлены сразу во все стороны, изучая новый, непонятный мир.
Человеческие рёбра гребнем торчали на массивной спине голема, чтобы защитить его от атак с тыла. Скользкую плоть можно пробить под определённым углом и тяжёлым оружием, но пока его свалят, голем успеет унести несколько сотен жизней. Впрочем, больше верилось, что инженеры Иллефарна рассчитывали на эффект неожиданности, чем на реальную защиту: вряд ли враги будут готовы к появлению чего-то подобного.