— Фома Фомич, привет тебе. Открой мне дорогу в свой дом, поговорить надо.
И — ничего. Тишина стояла вокруг, только где-то неподалеку филин отрывисто ухнул.
— Хватит старые обиды поминать — уже более властно повторила женщина — Было — и прошло, что через столько лет крайнего выискивать? Раз сама пришла, значит, есть на то повод. Открывай путь, говорю! Обещаю, вреда тебе никакого нынче не причиню и неволить никак не стану. Просто потолкуем о том и о сем. И не без выгоды для тебя.
И снова — ничего не произошло.
— Да чтоб тебе, старый ты хрыч! — топнула ногой тетя Паша — Сказано же — разговор важный! Хорош уже припоминать то, что я тебе тогда…
Деревья неподалеку от сотрудников отдела странно скрипнули, словно дверь на несмазанных петлях, после качнулись, и на поляну кубарем вылетел невысокий старичок в когда-то добротной, а теперь разодранной, а местами и окровавленной одежде.
— Фома? — изумилась тетя Паша — Слушай, в подобные крайности-то впадать все же не стоило. Нет, мне как женщине безусловно приятно, что ты, забыв все наши разногласия, вот так, раздирая в клочья вещи и кожу, мчишься сюда, наплевав на любые преграды, но можно было ограничиться чем-то менее зрелищным. Например, просто открыть короткую дорогу на твою гору. И все. Хотя столь пылкие чувства, разумеется, достойны всяческого…
— Какие чувства? — фальцетом завопил старичок — Ты о чем? Нет у меня никаких чувств к тебе, и не было никогда! И быть не могло! Ты человек, а я нет. Ерунда какая! Да я разве что убить тебя хотел пару раз, вот и все чувства!
— Красивая сцена могла получиться — чуть расстроенно сообщила присутствующим Павла Никитична, довольно кокетливым жестом поправив волосы — Академическая. Давние друзья-неприятели встречаются вновь, и все такое. У меня ведь, Коля, немалый сценический дар имеется. Помню, мы с Константином Сергеевичем как-то в «Савое» шампанское пили по зиме, он мне так и сказал: «вот тебя, Павла, ничему учить не надо, не то, что иных актерок». Хотя, может, он и не это имел в виду, конечно. Мы с ним тогда… Кхм… Н-да. Но он был гений, а их поди пойми. Ладно, не суть. Фомич, если дело не во мне, то отчего ты такой замурзанный? Словно волки тебя зубами драли, честно слово.
— Они и драли! — заорал в голос старичок — Только не простые, а оборотные. Меня! В моем доме! В моем лесу! Как зайчишку! Каково?
— Зело борзо — оценила его слова уборщица — То-то мне вой не понравился. Стало быть, все же оборотни.
— Все препоны поломали, все запоры да замки сорвали, тайные и явные — бормотал Фома Фомич, вставая на ноги — Ничего их не сдержало. Ничего! Что нож сквозь масло через лес прошли, и прямо к моему дому выбрались. Чудом улизнул.
— Выходит, кто-то им помог — резонно заметила тетя Паша — Рубль за сто даю.
— Выходит — хозяин Битцевского парка на секунду задумался, а после как-то по-другому, по-новому глянул на отдельскую уборщицу — И не ты ли этот «кто-то», а? А что, с тебя станется, ты ведь тоже та еще волчица. Так ведь тебя Иннерхайб прозвал после того, как ты за бриллиант Абрамелина в Марьиной роще сначала глотку Форшу перегрызла, а после и его самого чуть на тот свет не спровадила? Так, может, ты этих головорезов на меня натравила, а теперь здесь стоишь и делаешь вид, что не при чем?
— Совсем ты рехнулся? — возмутилась тетя Паша — Никогда за мной такие штуки не значились, даже в старые годы. А уж теперь-то… Я, знаешь ли, себя уважаю. А что до Форша — патроны у меня тогда кончились, нож я еще раньше в чьем-то трупе оставила, вот и пришлось зубы в ход пускать. Нельзя было его живым оставлять. Но это все к делу не относится. Ты другое скажи — чего они от тебя хотели-то?
— Убить! — взвизгнул Фомич — Что же еще?
— Да чем ты, пенек трухлявый, мог им помешать? — насмешливо осведомилась старушка — Им твой лес даром не нужен. Это же город, а оборотни их терпеть не могут. Особенно волкодлаки. Темнишь ты. Ой, темнишь. Говори, огрызок, что им нужно!
— Да пошла ты! — старик встал с земли и зло зыркнул на собеседницу — Не твоего ума дело! И вообще — пропадите вы все пропадом! Вы, они… Все! Ненавижу!
Последнее слово старичок не столько произнес, сколько выплюнул, а следом, было собрался покинуть круг идолов и снова скрыться в лесной чаще, вот только не успел, потому что на поляну одна за другой скользнули шесть серых теней.
Волки. Вернее — оборотни. Здоровые, поджарые, зубастые, с лобастыми головами и нехорошим блеском в глазах.
— Догнали — проскулил Фомич — И все из-за тебя! Всегда ты мне, Павла, неудачу приносила. Дурной у тебя глаз.