Хлопнула дверца, щёлкнул кнутом кучер, форейтор пришпорил коня, и карета с неповоротливой медлительностью развернулась в сторону выезда.
Маркел не замечал, как с годами белеют Наташины волосы и как от улыбки сбегаются к глазам тонкие морщинки — она для него всегда была хороша. Лишь на свадьбе младшего сына взглянул на Наташу со стороны и вдруг увидев, как она осунулась, ахнул. Даже новый цветастый плат в яркой росписи не розовил щёки.
— Не захворала ли, моя лапушка?
Ждал ответа, а сердце от тревоги в пятки улетало — а если и вправду скажет плохое?
Но Наташа лишь покачала головой:
— Устала. Сам знаешь, вчера весь день пробегала по делам и сегодня с полночи кручусь по хозяйству, чтоб в грязь лицом перед гостями не ударить. Свадьбу справить — не шутка, тем паче, что последний соколик из гнезда вылетает. — Она легко смахнула слезинку с ресниц — всё таких же густых и длинных, как в молодости.
— Коли так, то твоя правда. Я тоже едва на ногах стою, — заулыбался Маркел от радости, что его страхи оказались напрасны.
Вчера, накануне венчания, всей семьёй встречали постельный поезд[31] важно из трёх подвод, как положено у справных хозяев, без малого почти купцов. Гильдейский сбор в казну был уплачен, и Маркелу лишь оставалось получить купеческую грамоту.
На первой подводе, по обычаю, везли икону и диковинку — самовар! Такого чуда во всём граде Петровом по пальцам одной руки пересчитать можно. Подумать только: без печи воду кипятит, успевай лишь щепы подкидывать. Ну да в доме бондаря в стружках недостатка не бывает.
Рядом с самоваром на телеге сидел мальчик-блюдник в обнимку с медным блюдом, где стояла сахарная голова, изукрашенная лентами, чтобы подсластить молодым жизнь, и лежало несколько заморских земляных яблок, названием картуфель. Говорят, вкуса отменного, и ежели оный развести на огороде, то вскоре урожай всё семейство прокормит. К слову, выглядели сии яблоки препогано, словно у коней из-под хвоста нападали. Ну да на подарки грех косоротиться.
На второй подводе везли посуду, постель и всяческий скарб, что невестам положено в дом приносить. Рядом с кучером сидела крёстная мать невесты, которая держала в руках серебряную позлащённую солонку с солью, дабы будущим хозяева не пришлось без соли щи хлебать.
А уж третья подвода везла новую родню с описью приданого да сваху, шуструю тётку Агриппину.
Принять всех, угостить, ублажить да обряды соблюсти — хлопот полон рот.
То ли дело, когда они с Наташей венчались. Ни тебе приданого, ни гостей, вместо кружевного покрова на головку невесты — тучки небесные, а вместо богатого пира — утка, пирог с яблоками да пряный сбитень с лесным мёдом.
Когда шли с венчания, встретили на Пушкарской блаженную Ксению. Кланяясь ей в пояс, Маркел сразу понял, что им послан добрый знак, будто солнышком осиявший их с Наташей супружество.
Жена, голубонька, прочитала его мысли как по Псалтири и тихо прошептала, только для его ушей:
— Счастливые мы с тобой, Маркелушка, ох и счастливые! Молюсь, чтобы хоть частичка нашего счастья перешла на детей и внуков.
— И я молюсь, — шевельнул губами Маркел. — Верю, и заступница наша, петербургская, о нас молится. Сам видал, как она на ночь в лес уходит и кланяется на четыре стороны.
Он посмотрел в Наташины глаза, любимые и глубокие, как озёра, и подумал, что Господь не зря послал в мир любовь, ибо она и есть Царствие Небесное на земле.
Через много лет, когда родные будут провожать купца третьей гильдии Маркела Волчегорского в последний путь, близ Смоленского кладбища они увидят огромную толпу горожан. Телеги, повозки и кареты запрудят мостовые, начиная с Большого проспекта, что тянется через весь Васильевский остров.
Пробиваться ко входу придётся в объезд, с обратной стороны кладбища. Заплаканная Наталья взглянет на детей, внуков, невесток, что будут жаться друг к другу, как осиротевшие птенцы, и подумает, что жизнь Маркела промелькнула ласточкиным крылом и скоро совсем исчезнет за тучами.
— Почему столько народу, кого хоронят? — спросит она молодую бабу с малыми ребятишками.
Звучно всхлипнув, баба вытрет глаза концом платка:
— Блаженную нашу петербургскую хоронят, Ксению.
— Ксению…
Наталья вдруг почувствует невнятную радость, словно бы не одного отправляет Маркелушку в дальний путь, а с провожатой, что тихой походкой пройдёт вместе с ним по мосту через вечность.
Нынешнее…
Чтобы слёзы не капали на крупу, Рита промокнула глаза бумажной салфеткой. Прежде ей никогда не приходило в голову перебирать гречку. Она и сейчас не понимала, зачем усердные хозяйки это делают, просто требовалось занять руки, чтобы из пальцев исчезла противная дрожь и перестало гудеть в ушах. Шум в ушах сводил её с ума. Казалось, что ты летишь на самолёте в бесконечном рейсе и уже не веришь, что затерявшийся в пути борт пойдёт на посадку. С тех пор как раздался звонок из спортивного центра, она вся превратилась в желе, готовое вот-вот растечься по полу.