Шурыгину стало совсем темно. В груди слева больно кольнуло, будто вошла иголка. Он приходил в себя. — «Что это?! Что со мной?» — Шурыгин даже слегка потряс головой. Боль стала отпускать, но тут же гулко ударило внутри и сразу же отозвалось в висках, и еще раз, и еще. Стало проясняться. Выплыл из темноты Григорий, со страхом глядящий на майора. — «Ax слышал, гаденыш?!..» — майор с нескрываемой ненавистью смотрел на охранника. И тут же стало в такт с сердцем стучать: «Кто еще, кто еще, кто еще!?..»
Шурыгин стал затравленно оглядываться. Перепуганная Зоя опустила глаза, вжалась в свой стул. «Нет, эта дура своя в доску, — взгляд майора лихорадочно заметался по комнате, тяжело упираясь то в двери, то в вентиляционную решетку. — А там что, сверху? Ах да, мой кабинет. А как далеко от дверей второй охранник?..»
Шурыгин быстро трезвел.
— Григорий, а где Силин? — майор едва выговорил фамилию второго охранника. Язык как жестяной плохо слушался, ломался и шуршал в пересохшем рту.
— Вроде там, наверху, — Григорий продолжал с недоумением и страхом смотреть на шефа.
— А ну, посмотри за дверью! — язык начинал уже лучше ворочаться. Григорий торопливо выглянул за дверь.
- Да, наверху. Нет здесь никого, — закрывая дверь, проговорил охранник. В голову ему билось, как мотылек в стекло, нехорошее предчувствие. Это билась тревога. Она спешила предупредить об опасности, исходящей от майора, но разум не слышал. Он заставлял подчиняться начальнику, неукоснительно выполнять любые приказы.
— Достань наган, Григорий, — майор уже вернулся к столу, успокоился и рылся, как показалось Зое, в ящике.
— Дак…, это…, товарищ майор, может это…, может в двенадцатой камере его…, — охранник нерешительно paсстeгивaл новенькую, xpycтящyю кобуру.
— Ты не понял?!.. — майор проговорил еще тише. Григорий медленно, нерешительно достал пузатенький наган и, взведя курок, подошел к Микко, который, мелко похрипывая, тихо дышал.
Зоя неотрывно смотрела на ствол, из которого вот-вот вырвется снопик огня, а с ним кусочек смерти, который прекратит мучения парня. Григорий прицелился в голову лежащего Микко и застыл, ожидая команды.
Больно хлестнул по ушам выстрел. У Зои в голове что-то лопнуло и невыносимо зазвенело, будто ее всю засунули в колокол. Голова охранника дернулась, откинулась назад, высветив в луче лампы-прожектора его лицо с недоуменным взглядом и нелепым черным пятнышком над правой бровью. Сложившееся тело грузно рухнуло на пол.
«Bce…, теперь меня…,» — в ужасе подумала Зоя. Она медленно, с усилием поворачивала голову навстречу своей смерти. Но майор деловито убирал в стол наган.
— Ну, ну малышка, успокойся, уже все…, больше шуметь не буду, — и подойдя вплотную, прижал ее голову к своему мягкому животу. — Все Заюшка, все, — добавил он озабоченно. — Григорий, понимаешь ли, сам виноват. Был бы глухонемой, остался 6ы живым. Ха-ха-ха! — майор искусственно засмеялся. — Правда, тогда его бы не взяли служить в органы. Ха-ха-ха!
Зоя медленно возвращалась в реальность, приходила в себя. А Шурыгин уже сидел за столом и нежно мял в пальцах длинную папиросу, постукивая о перламутровую крышку портсигара.
С шумом влетел в комнату начальник караула — молоденький, подтянутый лейтенант. За ним через плечо заглядывал второй охранник.
— Все нормально, Матвей Никифорович?!.. — он смотрел на майора испуганно и подобострастно.
— Полюбуйся, — Шурыгин, откинулся на стуле и погружая себя в дымное облако, вяло кивнул на два неподвижных тела, распростертых на опилках. — Едва успел, лейтенант. Иначе не меня бы спрашивал, а вот этого.
Лейтенант с ужасом в глазах рассматривал Григория, сжимавшего в правой руке наган.
— Может тебе кубари тяжело нocить, лейтенант? А? Ты скажи, я их сниму, прямо сейчас, а?! — майор щурился от едкого дыма, разглядывая лейтенанта.
— Никак нет, товарищ майор! — молодой офицер вытянулся по стойке смирно. Он пожирал глазами начальника и медленно краснел.
— Скажи мне как он мог, — Шурыгин вновь кивнул на распластанного охранника, — пролезть в органы? Как он посмел замарать чистоту наших рядов?! — в голосе майора зазвенел пафос. Он встал, вышел из-за стола и хотел видимо развернуть свою пламенную речь, но, увидев под ногами тела, запнулся. Посмотрел на них с удивлением и уже более дружелюбно проговорил:
— Разберись Юшенков, тщательно разберись с этим и перетряси все личные дела охраны. Через неделю доложишь. А Вы, Зоя Прокопьевна, со всеми бумагами поднимайтесь ко мне, — майор, закрыл ящик стола и быстро пошел к выходу.
- Товарищ майор, Матвей Никифорович, а этот-то… дышит! — лейтенант склонился над Микко. — Он — живой!.. — виновато улыбался офицер.
— Да?! — майор замешкался в дверях и удивленно уставился на лейтенанта.
— Что с ним будем делать, Матвей Никифорович? — начальник караула смотрел преданно и глуповато. Шурыгин не сомневался, что офицер выполнит любой его приказ без малейшего отклонения. Он вернулся к едва живому Репину. Присел над ним, словно хотел у того что-то спросить, затем протянул руку и двумя пальцами вытащил из его груди вдавленный орден, липкий и побуревший от крови. Поднес к прожектору, затем, перенеся взгляд на неподвижное тело теперь уже бывшего охранника, с негодованием и брезгливостью добавил:
— Надо же, сколько ненависти было в этом негодяе, сколько жестокости!.. И все от страха разоблачения.… На Юшенков, отмой его и положи в стол, — майор с той же брезгливостью протянул орден лейтенанту. — Бдительность, лейтенант, бдительность и еще раз бдительность!
— Так точно, товарищ майор! — молоденький офицер вытянулся еще сильнее.
— Так точно, так точно, а службу чуть не завалил, — Шурыгин бурчал, вытирая носовым платком запачканные кровью пальцы. И через секунду, бросив на пол платок, быстро пошел к выходу, приказывая на ходу:
— обратно его в девятую, врача и смотреть в оба у меня! — и уже из коридорчика: — Если еще подобное случится, головы поотрываю!
Минут через пять, подходя к кабинету Шурыгина, Зоя приостановилась:
В парке Чаир распускаются розы,
В парке Чаир сотни тысяч кустов,
Снятся твои золотистые косы…
Из-за двери кабинета слышался голос Козина. «Патефон завел, — Зоя, сощурив глазки, плотоядно улыбалась. — Ну, милый, попался ты мне все же!.. Попался дятел!.. Теперь хрен сорвешься!.. Вот ведь козел плешивый, небось дурой меня считает, пухлой, мяконькой подстилкой…. Н-е-т, милый мой, теперь я тебя иметь буду, как хочу так и буду иметь!.. Как это он сказал-то…, вот ужас…, такое про вождя!?.. — Зоя сморщила носик. — Так и сказал мол в гробу, я его видел… и так далее и тому подобное! За-агнул майорик, ой загнул!..»
Теперь у нее будет забава — придумывать и смаковать всевозможные подлянки для своего шефа. Теперь у нее козырь в рукаве. А уж на фантазии она горазда…. И время выберет нужное. Пока рановато, пока он еще нужен ей, этот козелок плешивый.
«А что, — продолжала размышлять девушка, — может женить его на себе?! Вот умора-то будет! А кому своим рассказать, ни за что не поверят! Зоя Прокопьевна Шурыгина! Звучит! Хотя нет, пока рановато, да и опасен он. Пока слюни пускает, глядя на мою попку, пока у него вскакивает на меня, жить за этой каменной стеной можно, а как подвернется что-нибудь более стоящее или надоест, а это не за горами, так и отстучу куда следует. Если он раньше не шмальнет в меня «случайно» или не сдаст и на этап не поставит. От него все можно ожидать».
Продолжал петь за дверью знаменитый Козин. «Ну ладно, надо пойти приласкать пупсика, да и самой отойти, получить телесно-чувственное удовольствие, — внизу живота что-то пушистенько шевельнулось. — Ну вот, пора». Глаза вожделенно блеснули, а рот расплылся в блаженной улыбке от предвкушения сладостных утех.
Зайдя к себе в кабинет, Шурыгин первым делом достал из шкафчика бутылку коньяка и торопливо наполнил стопку. Опрокинув ее, он едва-едва почувствовал крепость золотистой жидкости. Налил вторую и завел патефон, поставив свою любимую «В парке Чаир». Сел в кресло, вытянул под столом ноги и раскурил папиросу.