По случаю званого ужина просторный домус нового консула приобрёл особенно роскошный и праздничный вид. Правда, Паул Метроний будет занимать престижную должность лишь несколько месяцев, а не год, как предписывал закон, поскольку императору Клавдию приходилось считаться с огромным числом желающих стать консулами.
Несмотря на краткий срок полномочий, консулу оказывались все положенные по традиции почести, и церемонию вступления в должность отмечали с невероятной торжественностью.
В атриуме домуса Метрония уже установили дикторские фасции: пучки берёзовых и вязовых прутьев с воткнутыми в них топориками — древний символ власти, которая на самом деле принадлежала теперь не консулам, а очередному божественному Цезарю.
— Публий Аврелий Стаций, римский сенатор! — громогласно объявил раб, и Аврелий в парадном сенаторском одеянии — тоге и тунике украшенных латиклавией, и чёрных сапогах с лунулами из слоновой кости — вошёл в домус, где намечался званый ужин.
Тотчас от группы гостей отделилась и направилась ему навстречу элегантная матрона, при каждом шаге которой кокетливо колыхалась замысловатая причёска из рыжих волос.
«Молода и весьма привлекательна», — оценил сенатор, любуясь её изящными движениями, лукавым взглядом, удивительно тонким и красивым лицом и умело подкрашенными губами.
— Аве, Публий Аврелий! Меня зовут Кореллия, я — жена консула. Много слышала о тебе и давно хотела познакомиться.
— Боги, это же огромная ответственность — нельзя разочаровать первую госпожу Рима! — пошутил патриций, надеясь, что никто не передаст его слова императрице Мессалине, истинной владычице Города, которую они, конечно, оскорбили бы.
— По правде говоря, то, о чём шепчутся по твоему поводу, порядочная женщина никогда не решится повторить вслух… — кокетливо шепнула ему матрона.
Тогда тем более я должен оправдать твои ожидания, благородная Кореллия! — с бесстыжей улыбкой заявил патриций.
— Наглец! — шутливо бросила она и с довольным смешком ускользнула в вестибюль встречать других гостей.
Публий Аврелий забавлялся, наблюдая, как она любезничает со всеми без исключения и особенно с теми, кто мог оказаться полезным для карьеры её мужа. Так, пожилой Лентуллий, старый сенатор от самой консервативной партии, был награждён ласковым прикосновением, а эдилу Постуму, который пользовался куда меньшей властью и влиянием, пришлось довольствоваться очаровательной улыбкой.
Для каждого из гостей у неё был наготове выразительный взмах ресниц, тонкий комплимент и многообещающий взгляд, от которого тот чувствовал себя единственным достойным мужчиной на сто миль вокруг.
Патриций с восхищением любовался молодой женщиной. Между ним и обольстительной супругой консула мгновенно вспыхнуло взаимное влечение, которым он задумал непременно воспользоваться, тем более что временное отсутствие зоркой подруги Помпонии открывало перед ним неограниченные возможности волочиться за дамами.
— Публий Аврелий Стаций, наконец-то я нашёл тебя! Есть одно дело, в котором только ты можешь мне помочь! — услышал он вдруг.
Человек, который потянул его за тогу, — высокого роста, стройный, с необыкновенно правильными чертами лица и завитой чёлкой, обладал к тому же светлой улыбкой и добрым взглядом небесно-голубых глаз, что сразу вызывало симпатию окружающих, особенно женщин.
— Давно не виделись, Антоний Феликс! — от ветил сенатор, приветствуя старого друга.
— Знаешь, всё дела… — коротко извинился он, и Аврелий притворился, будто забыл, что Феликс не встречался с ним с того самого дня, когда должен был возвратить большой долг.
— Я слышал, Марк Валерий тоже вернулся в Рим после удачной кампании на Востоке. Надеюсь повидать его сегодня вечером: отпразднуем возращение на родину, вспомним старые времена, — ответил Аврелий.
Когда-то у этих трёх юношей, полных прекрасных надежд, вся жизнь была впереди, и им хотелось прожить её плодотворно. Интересно, как они встретятся теперь, спустя двадцать лет…
— Помнишь, как мы развлекались? Целые ночи проводили в остериях и волочились за женщинами! Но, как я уже сказал, завтра у меня очень важная встреча… — ответил Феликс, изобразив свою самую приятную улыбку.
— Ещё один счастливый шанс, да? — вздохнул патриций, который всегда с сожалением смотрел на правнука великого Марка Антония, настолько опустившегося, что из-за бессовестных советчиков, готовых использовать его громкое имя для своих грязных дел, стал настоящим проходимцем.
— Настал мой час, думаю, что на этот раз фортуна на моей стороне…