— Тебе будет нетрудно. Эту роль ты знаешь наизусть! — с презрительной усмешкой ответил консул.
Аврелий вскипел: ему надоело, что с ним обращаются как с каким-то презренным существом. Сначала Валерий, теперь Метроний… Хотя у последнего, по крайней мере, есть какое-то основание. И если он согласится выполнить просьбу консула, — тогда его возненавидит Кореллии…
— Ты строго судишь чужие слабости. А сам не перестаёшь навещать Глафиру, — заметил он.
Есть мужчины, рассуждал Аврелий, что всех женщин считают своей личной собственностью, к которой никто больше не смеет приближаться, причём неважно, о ком идёт речь — о жёнах, рабынях или куртизанках. Если Метроний относится к их числу, вдруг он захотел наказать Антония Феликса за то, что тот увёл у него любовницу? Но разве возможно, чтобы человек, который способен закрыть глаза на измену законной супруги, убил соперника из-за простой куртизанки?
— Неслучайно кто-то охотится за тобой, Стаций. В этом городе на каждого человека, который восхищается тобой, приходится ещё по крайней мере двое, кто охотно отправил бы тебя в Тартар в лодке Харона. В тот день, когда кому-нибудь удастся это сделать, я принесу благодарственное жертвоприношение Орку. Ведь богу подземного царства придётся терпеть тебя вечно! — с возмущением продолжал Метроний.
— Хорошо, я сделаю, как ты просишь, — пообещал патриций, будучи уже совсем без сил.
— Благодарю тебя, Публий Аврелий, — с сарказмом произнёс консул и поднялся, собираясь уйти. — Помни, однако, что я никогда здесь не был, и с завтрашнего дня мы с тобой опять враги, как прежде!
— Он не убил тебя? — спросил Кастор, заглядывая в дверь.
— Как видишь, я целёхонек!
— Так ли уж? — усомнился грек, насмешливо взглянув на хозяина пониже пояса. — Неужто обошлось без членовредительства? Благодари богов! Ведь есть мужья куда более мстительные! Ну ладно, и когда же суд? Если так будет продолжаться, придётся тебе снять базилику для своего личного пользования!
— Не будет никакого суда.
— В таком случае, хозяин, нужно отправить на Олимп какой-нибудь значительный дар за то, что так дёшево отделался.
— Двум богиням — Спее и Фортуне, — пошутил Аврелий.
— Послушай совета, мой господин, — помолись им подольше. Валерий Цепион окажется куда более твёрдым орешком, чем Паул Метроний. Кстати, пришли новости из Вероны. Германский раб, который, между прочим, стал вольноотпущенником, галопом мчится в столицу, так что мне не придётся ехать за ним, — с облегчением сообщил Кастор. Александриец всегда презирал верховую езду, и самое большее, на что был способен, это взгромоздиться на какую-нибудь спокойную ослицу, по возможности самую старую.
— Ладно, предупреди, когда он приедет. А теперь мне необходимо расслабиться. Ванна готова? — спросил патриций, направляясь в домашние термы.
Спустя некоторое время, чистый и посвежевший, он вышел из бассейна и огляделся в поисках своей прекрасной египетской массажистки.
— А где Нефер? — удивился он.
— В духовном уединении в храме Изиды, как всегда в это время года, — поморщился Парис, вернейший почитатель богов Рима, который с подозрением относился к новым культам и всячески старался поддерживать древние традиции предков, для чего даже искал совета у авгуров.
— Ради Геракла, кто же будет делать мне массаж? — недовольно проворчал Аврелий.
— Хочешь, позову Самсона, — предложил управляющий, имея в виду набатейского гиганта, пониженного до ранга носильщика из-за грубых манер.
— Да спасёт меня от него Афродита! Последний раз он едва не свернул мне предплечье!
— Можешь попробовать с Астерией, — посоветовал Парис.
— А кто это? — удивился Аврелий, гордившийся тем, что знает по именам всех сто с лишним рабов своего домуса.
— Цветочница что помоложе из тех двоих, которых ты велел недавно купить, мой господин.
— Посмотрим, сумеет ли, согласился патриций.
Несколько минут спустя крайне взволнованная Астерия вошла в зал с многоцветной мозаикой, желая во всем понравиться могущественному хозяину, которого боги соблаговолили послать ей.
Молодая девушка быстро освоила обычаи дома, заметил Аврелий, — на ней была красивая туника, волосы не собраны узлом на голове, словно старинная ракушка, а спускались до пояса длинной косой, скреплённой металлической заколкой с чеканкой. А кроме того, он припомнил, что у Астерии ещё и очень красивые ноги…
Сенатор лёг на спину, чтобы получше рассмотреть её.
— Начни с торса, — велел он.