— Хозяин… — поклонились рабочие, увидев его в дверях. Мастерская была огромной, над ней возвышались антресоли, где рабочие ночевали.
Большую часть помещения занимали многочисленные наковальни, на которых ремесленники изготовляли золотую фольгу, сплющивая молоточком золотые пластины. Далее фольгу складывали в несколько слоёв и сваривали, создавая нужную форму.
— Видишь ли, — объяснил Токул, — сварка делается из сплава золота, серебра и меди, у них точка плавления достаточно низкая, так что работа получается проще и дешевле. И в результате любое изделие выглядит как настоящее золото и доступно многим кошелькам… А вот здесь работает мой мастер по «золоту для питья», то есть посуде для сервировки стола. И нередко из его рук выходят настоящие шедевры. Мелос, — велел он подмастерью, убиравшему помещение, — покажи чашу, над которой сейчас работаешь! — И юноша тотчас поспешил показать гостю великолепную чашу, украшенную гроздьями и листьями винограда. — Всего будет изготовлено двадцать таких совершенно одинаковых чаш. В этот набор входят также два кубка, кратер и амфора, и для них ещё нужно придумать рисунок, — завершил рассказ хитрый торговец, глядя на Аврелия соколом, высматривающим с заоблачной высоты свою жертву.
— А что скажешь об изображении Бахуса и Ариадны? — спросил сенатор.
— Такое обошлось бы в целое состояние, да только где найти покупателя, — притворно ужаснулся Токул.
— Считай, что уже нашёл! — пообещал сенатор, не в силах удержаться от соблазна.
— Это большой расход, обдумай спокойно, — предупредил ювелир, походивший в этот момент на изголодавшуюся лисицу, которая слушает, глотая слюну, как квохчут куры в неохраняемом курятнике.
— Я могу позволить себе такой каприз. — решительно заявил Аврелий и подумал про себя: «Хотя не уверен, успею ли испить из этой чаши».
— Утоли моё любопытство, коллега, — заговорил Токул, проводя его в контору, чтобы подписать контракт. — Чем отличается вкус вина, выпитого из золотой чаши? Я не нахожу никакой разницы…
— Подай марсельскую бурду в красивой чаше, и все станут клясться, что пьют вино из знаменитой коллекции консула Опимия![51] — рассмеялся патриций.
— Выходит, это всё равно что сказать — борода делает из человека философа[52] или латиклавия — сенатора?
— Вот именно: одежда о многом говорит, и ещё как! Известно ведь, что многие женщины предпочитают разряженного щёголя хорошему, но немолодому мужу, — продолжал Аврелий, намекая на неверную жену Токула.
Ювелир выпрямился и окинул собеседника неодобрительным взглядом, в котором читалось желание отказаться от сделки и послать непочтительного коллегу в Тартар.
Но торговец, живший в новоиспечённом сенаторе, взял верх.
— Бывает, конечно, — равнодушно произнёс он, развернув перед Аврелием контракт.
Патриций приложил к папирусу рубиновую печать, которую носил на указательном пальце. Сумма получилась головокружительная, но заказ того стоил, и сожалеть не приходилось. Чтобы попасть в Аид, хватит и мелкой монетки, которой расплачиваются за переправу с Хароном.
— Кстати, я не сказал тебе, что эту серёжку нашли на трупе твоего брата…
Ювелир поколебался немного, потом схватил украшение дрожащей рукой.
— Насколько она старинная? Ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное? — продолжал Аврелий. — Я имею в виду, когда начинал карьеру, ещё во времена Сейяна и Агриппины.
— Я тогда много работал, и политика меня не интересовала, — коротко ответил Токул, но от Аврелия не укрылось беспокойство в его взгляде.
— Политика и золото отлично сочетаются друг с другом. Филипп Македонский, отец Александра Великого, считал, что крепость, куда может подняться ослик, нагруженный золотом, никогда не будет неприступной. Золотом оплачивают оружие, воинов, порой даже самих врагов. Золотом подкупают министров, низводят с тронов царей, оплачивают государственные перевороты…
— Auri sacra fames! Злата проклятая жажда![53] — рассмеялся Токул. — Все стараются заполучить его, и все готовы заплатить за него кровью. Всего лишь металл, но он обеспечивает тебе любовь женщин, уважение друзей и даже кресло в Сенате! — воскликнул он, едва ли не со сладострастием перебирая несколько новехоньких монет. — Твой заказ будет готов очень скоро, Публий Аврелий, — пообещал он, завершая разговор.
— Ты не станешь возражать, если навещу Баль-бину, раз уж я тут? — спросил патриций и получил в ответ неохотное согласие.
51
Год правления консула Опимия выдался невероятно удачным для виноделия, некоторые из вин этого года хранились как драгоценность ещё сто пятьдесят лет спустя.