XIX
ИЮЛЬСКИЕ КАЛЕНДЫ
И вот этот момент настал — Валерий с мрачным лицом стоял посреди таблинума.
— Не верю своим ушам, Аврелий! Ты попросил дать тебе срок, чтобы представить доказательства своей невиновности, и что же ты мне преподносишь? Какую-то дикую историю, наспех придуманную этим вшивым голодранцем, о том, что мой отец был в сговоре с врагом!
— У меня нет вшей! Я каждый день бываю в термах! — возразил Агенор, на которого, впрочем, никто не обращал внимания.
— Послушай, Валерий, твой отец верил, что действует во благо Рима, — объяснил сенатор, стараясь смягчить неприятную правду.
— Аврелий, из всех нелепостей, какие ты мог придумать, эта не только самая подлая, но и самая глупая: ну с какой стати, на самом деле, германскому лучнику убивать вражеского полководца, который обещал ему золото и выполнение всех требований?
— Понятия не имею, — согласился патриций, — мне известно только то, что рассказал Агенор.
— И я должен верить этому вонючему дикарю, этому варвару-дезертиру, этому северному зверю, переодевшемуся греком, словно у нас сейчас сатурналии?[55]
У Агенора выступили слёзы на глазах, и он растерянно посмотрел на своего хозяина. Аврелий подошёл к Цепиону, всеми силами стараясь сдержать гнев.
— Этот человек, которого ты осуждаешь за варварский нрав, имеет больше прав называться римлянином, чем многие из наших отцов-основателей, — спокойно сказал он. — Рождённый в лесу, он теперь говорит на латыни, выросший в грязи, он моется каждый день, он платит налоги, соблюдает законы и отправляет своих детей в школу. Вот в чём величие Рима, а не в победах его легионов!
— Посмотрим, как суд расценит слова твоего так называемого римлянина, — с презрением возразил Валерий.
— Значит, все же обратишься в суд?
— Да, согласно закону! — подтвердил он.
— Как поступил с Антонием? — спровоцировал его патриций.
— Прекрати нести чушь, Публий Аврелий! Ты прекрасно знаешь, что если бы я захотел избавиться от тебя таким подлым образом, то уж точно не ошибся бы!
— Но ведь и ты не убеждён в моей виновности. Ты хочешь отомстить мне за мать.
— Моя мать! — воскликнул Валерий, с ненавистью глядя на него. — Я чтил её, боялся, обожал… А ты превратил её в моих глазах в проститутку из лупанария! Всё, хватит болтовни, прямо отсюда отправляюсь в суд с обвинением!
— Тебе не требуется никакой суд, — сказал Аврелий. — Если нужна моя жизнь, можешь взять её сейчас же, сразу.
— Каким же образом? — удивился Валерий.
— Вот это я написал сегодня утром, изменив моё завещание, — сказал патриций и протянул ему свиток. Потом обратился к слугам, которые молча ожидали: — Уйдите все. И ты, Кастор, тоже!
— Я не оставлю тебя наедине с этим сумасшедшим, мой господин, — ответил грек, отказываясь уйти. — Можно узнать, что означает это письмо?
— Это касается только римлян, — с улыбкой возразил Аврелий.
Когда все рабы ушли, Валерий развернул папирус и громко прочитал:
Я, Публий Аврелий Стаций, римский сенатор, прошу Марка Валерия Цепиона, полководца Восточных легионов, взять в руки меч, которым убью себя. Он не должен нести никакой ответственности за то, что согласился помочь мне. Моё завещание находится на хранении у верховной жрицы храма Весты. Всем друзьям: avete atque valete[56].
Дверь внезапно распахнулась, и в комнату влетел Кастор.
— Хозяин, ты совсем с ума сошёл! — вскричал он. — Ты прекрасно выиграешь дело в суде. У этого шарлатана нет ни единого доказательства!
— Сколько раз тебе повторять, чтобы ты прекратил подслушивать? — рассердился Аврелий.
— А теперь хватит, мой господин! Хорошая шутка — короткая шутка! Ты не смеешь играть со своей жизнью. Ты патерфамилиас, от тебя зависят сотни людей, все рабы, вольноотпущенники, и не последний из них твой покорный слуга. Неужели ты бросишь нас на произвол судьбы из-за какой-то дурацкой щепетильности? Что будет с нами, если ты умрёшь?
— Наверное, ты не знаешь этого, Кастор, но вы с Парисом мои главные наследники. До сих пор я тщательно скрывал это, чтобы вы не прикончили меня как-нибудь во сне.
— О Зевс всемогущий! Мой господин, неужели это правда? Я не ожидал… — признался Кастор, явно заинтересовавшись. — Но если на то пошло, куда веселее обворовывать тебя, чем владеть и управлять всем этим имуществом. И потом, что я тут буду делать без тебя, над кем подшучивать? Нет-нет, лучше оставить всё как есть!
— А теперь хватит! — прервал сенатор секретаря, выпроваживая его за дверь. — Если нужно умереть, то лучше сделать это быстро!