Из небольшой соседней рощицы показался один из стражей порядка, поставленный там следить за домом Глафиры. Он сообщил патрицию, что у куртизанки находится клиент. Тот прибыл на городском паланкине, долго осматривался, прежде чем войти в дом, словно хотел убедиться, что за ним никто не следит, а лицо его было скрыто под капюшоном чёрного плаща.
Аврелий почувствовал, как мурашки побежали по спине.
— Внимание! Окружите дом! — приказал он стражам, решительно поднялся по ступеням и взялся за дверной молоток.
В щели между створками появилось темнокожее лицо Эбе.
— Открывай! — приказал сенатор.
— Не могу. Сейчас госпожа принимает клиента! — ответила негритянка.
— Через месяц одна из моих трирем отправится в Александрию, — быстро шепнул сенатор. — Хочешь, оставлю место для тебя?
— Милостивая Афродита! — простонала девушка, открывая дверь и отходя в сторону, и Аврелий поспешил в комнату Глафиры.
— Именем Сената и народа Рима! Выходите! — крикнул он, стуча кулаком в тонкую деревянную перегородку.
Спустя несколько мгновений на пороге появилась куртизанка, вся одежда которой пребывала в красноречивом беспорядке.
Аврелий поспешил в комнату, обитую великолепным шёлком насыщенного голубого цвета, и увидел на подоконнике небольшого открытого окна загадочного клиента без обуви и с голыми, как у осла, ягодицами.
Патриций схватил его за тунику как раз в тот момент, когда тот собирался прыгнуть вниз. Потом без всякого почтения стащил неизвестного за волосы вниз и, повернув его лицом к себе, произнёс:
— Именем Сената…
— …и народа Рима! — в ярости закончил фразу Аппий Остиллий, старейшина курии.
Аврелий открыл было от изумления рот, но тут же и закрыл, чтобы не расхохотаться в лицо своему непосредственному начальнику.
— Что ты тут делаешь, Остиллий? — спросил он автора петиции «О падении нравов».
— Пошёл бы ты в Тартар, Публий Аврелий! — проворчал тот, одеваясь. — И горе тебе, если посмеешь рассказать кому-нибудь, что видел меня тут!
— А к чему такая секретность? Разве это преступление — навещать гетеру?
— Моя новая жена хоть и плебейка, но бесконечно богата и жутко чванлива. Она унаследовала от первого мужа всё состояние семьи Попиллиев, а это четверть города Пицены, не знаю, достаточно ли понятно объясняю… Её семья меня терпеть не может, и если дело дойдёт до развода…
— Понимаю. Буду нем как рыба, — пообещал патриций, уже придумав, как использует этот секрет, чтобы держать в руках старейшину на заседаниях курии.
И тут на пороге комнаты появился префект стражей порядка.
— Что здесь происходит? Нужна помощь, сенатор? — спросил он, пока Остиллий, сидя на постели, напрасно пытался закрыть лицо руками.
Глаза у префекта сощурились, а губы искривились в злой усмешке.
— Ах, мой благородный зять! А я-то думал, ты занят важными государственными делами!
Остиллий издал что-то среднее между икотой и писком и, бросив на Аврелия испепеляющий взгляд, выбежал из комнаты, преследуемый префектом стражи, который горел нетерпением сообщить сестре о возмутительном эпизоде.
— Развлёкся, сенатор Стаций? — поинтересовалась Глафира, явно недовольная всем случившимся.
— Согласись, что вид старейшины Сената с голой задницей лучше всякого театра пантомимы! — засмеялся Аврелий. — А теперь, однако, хватит болтать: мне нужен футляр Антония!
Куртизанка посмотрела на него так, будто совершенно не понимает, о чем он говорит.
Постарайся поскорее сообразить, дорогуша, что мне нужно, потому что за дверью полно стражей порядка, и если я отдам тебя им, выйдешь потом намного более растрёпанная, чем после объятий Остиллия! — припугнул её патриций, не привыкший проявлять терпение.
Ах да, эта коробочка, которую Антоний принёс мне, чтобы я сберегла лекарства.;.—куртизанка притворилась, будто что-то припоминает, и лоб её при этом покрылся испариной.
— Так не пойдёт, Глафира. Я не собираюсь терять время. Пара дней в подземной камере среди пьяниц, насильников и преступников освежат твою память! — припугнул её Аврелий, схватив за руку.
— Эй, потише! — остановила она его и вырвала руку. — Я думала, в этой коробке бог весть какие ценности, а там оказались только какие-то маленькие вонючие склянки… Они в той комнате, сейчас принесу.
— Я с тобой, — сказал патриций, следуя за ней в голубую комнату. — А золотая пчёлка, которую ты носила на шее… тоже подарок Антония?
— Он сходил с ума по мне, я же тебе говорила! — подтвердила Глафира, доставая из-под кровати футляр.