— Лишь бы только в нём не было ничего…
— Конечно, ничего! Всего лишь дюжина желтков и несколько ложек лучшего критского оливкового масла, — заверил Кастор.
Через минуту Помпония, только и ожидавшая, чтобы её уговорили приняться за еду, расположилась рядом с сенатором на триклинии в открытой виноградной беседке.
— Весь Рим переполошился, когда прошёл слух, что покушались на жизнь сенатора. К счастью, убийца ошибся. Нет, я ничего не имела против Антония, однако — между нами говоря — его смерть не кажется мне такой уж большой утратой, — безжалостно призналась матрона, дав себе волю после длительного голодания.
Аврелий чувствовал себя неловко, едва ли не виноватым перед человеком, которого убили вместо него.
— Антоний Феликс был хорошо известен в городе. Безусловно, его смерть опечалит многих женщин, начиная с жены, которая, как говорят, беременна, — сказал он.
— Вдова, а ведь ей не исполнилось ещё и двадцати! Для неё это тяжёлый удар, — согласилась Помпония. — Но скажи мне, ты хоть представляешь, кто мог хотеть твоей смерти?
Сенатор развёл руками:
— Нет, совершенно не представляю… У меня нет врагов в этом мире!
Кастор, подносивший в этот момент кратер[8] с горячим сединским, громко расхохотался.
— А что тут смешного? Ты знаешь кого-нибудь, кто хотел бы убить меня? — в изумлении спросил сенатор.
— Да сколько угодно, хозяин! — ответил грек. — Все, кого ты высмеивал и над кем шутил, прежде всего. Или те, чьих жён ты соблазнял. Спустись с небес на землю, мой господин! — добавил он, видя удивление Аврелия. — Ты прекрасно знаешь, что тебя не всегда радостно встречают. К тому же ты слишком богат, одного этого достаточно, чтобы вызывать зависть. Кроме того, проявляешь слишком мало уважения к тому, что твои сограждане считают или притворяются, будто считают, священным, — к таким ценностям, как семья, религия, старинные обычаи предков и прочие подобные глупости. Если добавить к этому немалую дозу патрицианской гордости и непомерную удачу в любовных делах, согласись, причин ненавидеть тебя предостаточно.
— Кастор прав. Ты не можешь притворяться, будто тебя это не касается и ничего не случилось! — согласилась Помпония.
— Завтра пойду и выражу мои соболезнования Токулу. Сможешь к этому времени добыть какие-нибудь сведения о его семье? — спросил патриций, надеясь, что преступление окажется простым сведением счетов, к чему он не имеет никакого отношения.
Глаза любопытнейшей матроны загорелись.
Собирать сплетни, скандалы и слухи было её любимейшим занятием. Для неё очень редко оставалось секретом даже то, что происходило в опочивальне Мессалины, поскольку сведения Помпонии поставляла целая сеть осведомителей из служанок, рабов, портных и цирюльников, которую она содержала за свой счёт.
— Между тем Сервилий знает обо всём, что происходит в городе, и может сообщить что-нибудь интересное о Пауле Метронии, новом консуле, — подсказал секретарь, который ставил обманутого мужа во главе списка подозреваемых.
— Зачем это? — удивилась матрона.
— Из любопытства, поспешил сбить её со следа Кастор. — И на твоём месте, хозяин, я бы также не сбрасывал со счетов Лентуллия, банкира Корвиния, старейшину Сената Аппия Остиллия, министра Нарцисса и многих других, которым ты наступил на ногу… а также нашу прелестную императрицу.
— Если это кто-то из них, то мне нет спасения, — ответил Аврелий едва ли не со смирением в голосе. — В Риме наёмный убийца стоит меньше роскошной куртизанки!
— В таком случае вооружи рабов и выходи только в сопровождении охраны! — потребовал александриец.
— Нет, Кастор… — покачал головой патриций. — Это всё равно что собственными руками запереть себя в Мамертинскую тюрьму. Есть только один способ, каким я могу защититься: узнать, кто и почему убил Антония Феликса. Так что за работу!
III
ЗА ДЕСЯТЬ ДНЕЙ ДО ИЮНЬСКИХ КАЛЕНД
Дом Токула на окраине Субуры во многом походил на своего хозяина: невысокий и невзрачный, хотя при этом выглядел вполне благополучно.
На первом этаже, помимо узкой входной двери, размещалось множество теснивших друг друга, занимавших каждый клочок свободного пространства мастерских и небольших лавок, в основном, конечно, ювелирных, поскольку Токул торговал драгоценными металлами и камнями, однако занимался и тканями, и винной торговлей, и даже изготовлением печаток.
8
Древнегреческий сосуд из металла или глины, реже из мрамора, для смешивания вина с водой.