Зверь потёр руки, а бедняки тем временем обступили их полукругом, собираясь насладиться неожиданным спектаклем.
Сенатор перевёл дыхание. Он надеялся только на то, что сможет одолеть противника сразу, с первой же атаки. Для этого гиганта удар кулаком — просто щекотка…
— Готов? — спросил кузнец, принял боевую стойку и, опустив голову, бросился на Аврелия. Патриций уклонился от удара, ловко уйдя в сторону, и в то же время схватил его за шею особым приёмом, которому научился у одного старого мудреца из Страны шёлка.
Приём получился точный, и на мгновение великан отшатнулся, чуть не потеряв равновесие. Прежде, чем он успел выпрямиться, Аврелий ухватил его за бедро и нанёс под рёбра прямой и сильный удар, который повалил бы и лошадь, но Зверь даже не заметил его.
Удивившись внезапному напору противника, Зверь наклонил голову, открыв шею, и Аврелий увидел путь к спасению: ударить нужно в то место на горле, откуда вены несут кровь к голове. Такой удар уж точно остановит гиганта, решил он, собираясь нанести его.
«И убьёт», — подумал он и задержал уже занесённую руку.
Кузнец выпрямился, бешеными глазами глядя на него.
«Какой же я дурак, — упрекнул себя патриций. — Зверь не ответит мне таким же милосердием…»
— Клянусь Плутоном, брат, да ты просто молодец! Ещё немного, и добил бы меня! Пойдём, выпьем, и давай спрашивай меня о чём угодно, ты заслужил! — проговорил кузнец, дружески ткнув Аврелия в плечо, едва не сломав ему при этом пару рёбер.
Спустя некоторое время оба сидели с глиняными чашами в руках и слушали рассказ широко улыбавшегося беззубым ртом Фамулла.
Часом позже сенатор покинул склад вполне довольный: на пальце железное кольцо — свидетельство нерушимой дружбы со Зверем, он запомнил и условный знак, чтобы городские бандиты узнавали его, а также кое-какие интересные подробности, которые помогут найти поджигателя.
На ступенях старого здания он опять встретился с африканской служанкой, сверкнувшей на него белками глаз. Сенатор достал из туники монету в один асе, которую взял с собой, и бросил ей. И сразу же почувствовал, как кто-то тянет его за тунику — это оказалась девочка с братишкой на плечах, она протягивала руку.
Тот, кто ест каждый день и спит в чистой постели, нередко бывает доброжелателен к беднякам: милостыня стоит немного и, подав её однажды, можно со спокойной совестью вернуться к мягкому ложу и накрытому столу и даже почувствовать себя добрее.
Вот так и получилось, что патриций, обнаружив в складках туники ещё только один серебряный денарий, с улыбкой отдал его маленькой просительнице.
Девочка побежала показывать всем это сокровище, обращая к своему благодетелю восторженные взгляды, и Аврелий подумал вдруг, что похож в этот момент на ягнёнка, окружённого стаей голодных волков.
Он попытался уйти, но толпа изгоев молча двинулась следом за ним. Потом кто-то самый смелый оторвался от неё и подошёл к нему совсем близко. Вокруг Аврелия столпились дети с протянутыми руками и умильными улыбками.
Сенатор показывал им, что у него больше ничего нет, но просители, не веря, подходили всё ближе и теребили его за тунику.
Аврелий прикинул расстояние до моста через Тибр, за которым высились портики и колонны мраморного Рима: оно оказалось гораздо больше, чем он понадеялся.
В сопровождении процессии оборванцев он прошёл по виа Аурелия и направился к своей вилле на Яникулийском холме, собираясь бросить потом, как только окажется в безопасности, несколько монет на дорогу.
Поднявшись на вершину холма, он обернулся: их было более сотни — женщин и детей, стариков и калек, но он, по счастью, уже добрался до дома. Перескочив через четыре ступеньки, он схватился за дверной молоток. В зарешёченном окошке показался чей-то глаз.
— Прочь отсюда, жалкое отребъе!
— Открой, я — хозяин! — повелел Аврелий самым властным тоном, но сторож хлопнул ставней прямо ему в лицо.
Тем временем толпа попрошаек собралась у него за спиной и прижала к дверям, тогда он принялся ещё сильнее колотить кулаками в дверь и громко требовать, чтобы его впустили.
Наконец дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы он мог втиснуться в неё, не впустив своих преследователей.
— Наконец-то до вас дошло, — проворчал сенатор, и в тот же миг почувствовал, как его схватили чьи-то железные руки, бросили на землю и кто-то из рабов наступил ему ногой на горло так, чтобы он не мог поднять голову.
Только теперь патриций сообразил, что он грязный с головы до ног и при этом в жалкой, мятой одежде. Старая, рваная туника висела на нём, как передник ткача, ниспадая лохмотьями на шнурки стоптанных сандалий. Вместо рубиновой печатки на пальце виднелось только железное кольцо Зверя.