Валерий покинул здание суда, когда начали заслушивать свидетелей, в общественном туалете на Форуме переоделся — надел плащ, — совсем как Кастор, когда наряжался армянским принцем, и отправился на викус Лаци Фундани, где и застал Антония, потому что сам же послал его туда, и, убивая, громко прокричал моё имя. Потом, очистил стилос, избавился от плаща, выбросив его в переулке, и вернулся в суд, конечно, уверенный — никто и не усомнился в том, что всё судебное заседание он провёл в базилике.
— Невероятно! — воскликнула матрона.
— Не совсем, — продолжал патриций. — Ему было важно, чтобы никто не стал слишком глубоко копаться в делах Антония. Желая избежать этого, он и притворился, будто жертвой должен был стать я. Потом принялся обвинять меня в убийстве его отца, уверяя, будто услышал об обстоятельствах его смерти только накануне, хотя на самом деле знал давно. Никто не мог бы подумать, что это он покушался на мою жизнь, тем более что прежде он всячески выражал мне свою дружбу, вплоть до того, что предлагал в жёны свою сестру.
— Кстати, Валерия в последнее время, похоже, стала менее сдержанной, настолько, что даже видели, как она кокетничает с мужчинами… Женихов у неё хватает, теперь, когда снова есть приданое, которое ты освободил от долговых обязательств. Это было очень благородно с твоей стороны.
— Я очень обязан ей, — сказал сенатор, не вдаваясь в подробности. — Что же касается меня, то мне совершенно не хочется становиться консулом!
— Ну что тебе стоит согласиться? Всего какой-то месяц не слишком сложных светских обязанностей, зато навсегда войдёшь в историю. Только представь, как ты появляешься на Форуме во всём великолепии своего облачения, и все самые очаровательные матроны в Городе пытаются завладеть твоим вниманием… — искушала сенатора Помпония.
— Тебе послание, мой господин, — сообщил в этот момент Кастор, подавая хозяину запечатанный сургучом свиток. — Вдова Кореллия, растроганная твоим письмом с извинениями, спрашивает, не можешь ли ты навестить её, потому что траур не позволяет ей появляться на публике… — пояснил он ещё раньше, чем Аврелий сломал печать.
— Кореллия, да? — навострила уши довольная Помпония. Что ж, Кастор вполне заслужил богатый восточный наряд, который она подарила ему. И в самом деле, он сумел вручить компрометирующее послание прямо у неё на глазах, и ей будет теперь о чём рассказать Домитилле сегодня вечером…
— Тут какая-то ошибка, Кастор, я не посылал жене консула никакого письма с извинениями! — возразил Аврелий, отводя в сторону секретаря, чтобы его не слышала сплетница-подруга.
— Как нет, хозяин! Я даже помню, что там было написано: «Кто теперь приведёт тебя ко мне, когда Метроний мёртв? Мне хотелось бы спуститься во мрак Аида и воскресить его!»
— Но ты с ума сошёл! — возмутился патриций. — Я бы никогда не сочинил подобной чуши!
— Вот поэтому её сочинил я. От твоего имени, разумеется. Я уже давно подозревал, что в отношении тебя матрона действовала по доброй воле, а не по просьбе мужа… Конечно, я не сказал этого вслух, чтобы ты не слишком возгордился. Так или иначе, глупое или нет, письмо произвело впечатление, и теперь вдова ждёт тебя, — сказал, широко улыбаясь, секретарь.
— Так что ты решил, Аврелий? — спросила Помпония, подходя к ним. — И смотри, если лишишь меня удовольствия устроить праздник в честь нового консула, никогда в жизни не буду больше разговаривать с тобой!
— Хорошо, хорошо, согласен! — сдался, наконец, сенатор, начиная строить планы: прежде всего, нужно отправить Сенату письмо с личной печатью о том, что он принимает высочайшую честь, и сразу после этого нужно освободить комнату для дикторских фасций…
— Поставьте их вон там, радом с ларарием![84] — командовал управляющий носильщиками, которые привезли мраморные основания для этих знаков высокого ранга. — И поторопитесь, потому что сейчас уже доставят и сами фасции…
— Наверняка они тяжеленные! — заметил Самсон одному из носильщиков. — Интересно, сколько тебе платят за эту работу…
— Я бесплатно предложил свои услуги новому консулу, потому что он помог нам вернуть жильё! — объяснил тот.
— Зверь! — воскликнул Аврелий, узнав главаря бедноты, ютившейся на старом складе.
— Надо же, кого я вижу! — ответил кузнец, и вдруг, охваченный некоторым сомнением, окинул взглядом драгоценный ларарий, мраморные колонны, вышитую пурпурную тунику сенатора, его перстень на указательном пальце.
— Не говори мне, что эти милые безделушки твои! — воскликнул кузнец, нисколько не оробев. — Римский консул — наш человек, кто бы мог подумать!
84
Lararium (лат.) — в римском доме культовое место поклонения домашним богам — ларам, пенатам.