Полицейская машина, шедшая на большой скорости, резко остановилась. Она еще двигалась с намертво застопоренными колесами, когда передняя дверца распахнулась и из кабины выскочил высокий полицейский. Лауронен с дружками мчались к прогулочной тропе.
— Эй, вы там, стойте!
По прогулочной тропе навстречу им бежали люди. Иные останавливались поглядеть на беглецов. Но по большей части люди даже не замедляли бега.
Полицейский повернулся к Томи и Рою. Томи впервые его видел. А тому, по-видимому, даже Рой был не знаком.
— Что тут произошло? Кто они?
— Мы их не знаем, — быстро проговорил Йони. — Должно быть, какие-то бузотеры. Они явились оттуда, из кабака Хилтуски… К счастью, с нами собака.
Полицейский еще раз посмотрел вслед устремившимся к лесу беглецам. Очевидно, он оценивал свои возможности. Томи мог побиться об заклад, что он не бегал по крайней мере уже лет пять. Судя по его пояснице.
— Пойдем спросим у Хилтуски, — сказал полицейский, сидевший за рулем.
Вылезший из машины полицейский вздохнул. Он еще раз взглянул на велосипед Йони и увидел сумки с газетами.
— Все ясно! — сказал он и сел обратно на свое место. Автомобиль тронулся и затем остановился у бара.
Томи весь дрожал с головы до пят. Только теперь ему действительно стало страшно.
— У тебя есть голова на плечах? — яростно набросился он на Йони.
— Мне надо зарабатывать себе на жизнь.
— Ты мог бы прошмыгнуть из подъезда через черный ход и продолжать делать свое дело после того, как они уйдут. Лауронен не способен долго ждать. Запала у него хватает лишь на три минуты.
Подбородок Йони словно заострился.
— Они везде, куда ни пойдешь. Я ими сыт по горло.
Слова Йони звучали несколько напыщенно. И голос тоже. Но, взглянув ему в глаза, Томи убедился, что Йони говорит совершенно серьезно.
Затем выражение его глаз изменилось: казалось, они потеплели и в них появились смешинки.
— Чтобы ты не вообразил себе какого-нибудь вздора, — сказал он, — могу признаться, что я не на шутку струхнул. Спасибо, что ты не оставил меня, хотя и тебя могли отколотить со мной заодно…
Глава четвертая
Лауронен уже пришел к школе и ожидал Томи у ворот. Наконец тот появился у школьной ограды.
Лауронен вопросительно поглядел на него:
— А где же твоя шавка?
Рой, что-то обнюхивая, остался возле кустов. Но Томи умолчал об этом.
— Думаешь, нам удастся то, что мы надумали?
Лауронен удивился:
— А почему бы и нет?
— Это после вчерашнего-то?
Лауронен скривил потрескавшиеся губы:
— Если бы не эти полицейские, вам бы здорово досталось. Обоим.
Томи посмотрел в блеклые глаза Лауронена:
— Да и вам тоже!
— Пожалуй, — согласился Лауронен. — Досталось бы и нам… Но это к делу не относится! Наши отношения с «Ловиисой» мы выясним как-нибудь позже, это особая статья. А сегодня подшутим над Муурикки. Или, может, ты дрейфишь?
Томи свистнул.
Рой примчался из кустарника, вся его морда была в снегу.
— А-а, он при тебе, — удовлетворенный, сказал Лауронен. — А я уж подумал…
— За мной дело не станет, — сказал Томи.
— За нами тоже, — сказал Лауронен. — Юсси и «Ловииса» не пойдут на попятный. Он, как видно, не из слабых.
На все еще вспухшем лице Лауронена мелькнуло что-то похожее на улыбку.
— Через два урока попробуем, — решил Томи.
— Договорились!
По правде говоря, Томи уже не очень вдохновляла идея провести Роя в класс. Замысел потерял всю свою привлекательность уже вчера из-за этой истории с рабочими — доставщиками хлеба да еще из-за вечернего происшествия.
Кроме того, и злость против Муурикки уже поостыла. Что она может с собой поделать, этакая брюзга? По правде говоря, ее было даже жаль. Прошло, видимо, чуть больше десяти лет с тех пор, как она сама сидела на школьной парте. Она наверняка была послушной тихоней и училась как одержимая, чтобы самой стать преподавателем. И вот, ставши им, она осознала, что выбрала не ту профессию, не может поддерживать никакой дисциплины.
Ребята, сведущие в математике, говорили, что она хорошо преподает свой предмет. И что сама она человек не без способностей. Этого никто и не отрицал. В ее лице презирали, вероятно, столько же прежнюю первую ученицу, сколько и брюзгу-преподавательницу. Несомненно, в таких, как она, оставалось нечто неизгладимое, так как они учились с жаром, с трепетом сердца, на пределе дыхания, стремясь всегда быть первыми в классе.
Томи видел у кого-то старую, снятую в детском саду фотографию, на которой четырехлетняя Муурикки с косичкой пела псалом, надув шеки, — старалась, чтобы голос ее звучал особенно громко.