Лицо Томи выдало его.
Йони ткнул Томи пальцем в колено.
— Постарайся запомнить, что я сказал: вначале была игра.
— Вначале?
— Да! — Йони кивнул и носком башмака протолкнул несколько поленьев дальше в очаг под котел. — Но чем старше я становился, тем яснее видел, что восьмилетний мальчик был до жути прав… Тебе еще неясно?
Томи все это время пытался ухватиться хоть за какую-нибудь ниточку.
«Вначале была игра…»
А теперь уже нет?
Томи повертел пальцем. При этом Рой заинтересованно поднял голову и пошевелил ушами.
— Сиди спокойно, старик!.. Так ты имеешь в виду все это — здесь, вокруг, в твоей жизни? Ужасно трудная жизнь: один за все в ответе, после того как отец умер и ты с бабушкой оставил родной дом.
Йони поднялся с табуретки.
— Нет, как раз наоборот. Все эти твои красотки с картинок, Бони М, мопеды всех этих яксю и стереобарахло всего мира, похожее как две капли одно на другое. Это и есть твоя тюрьма, Томи.
— Как так?
Йони вздохнул.
— Человек не видит своей тюрьмы, когда его самого заставляют возводить ее стены. Скажи, был ли ты хотя бы день свободен с тех пор, как научился говорить? «Хочу вот это!» — были первые слова, которые ты произнес. И этого было достаточно: тебя научили хотеть джинсы «Ли Купер», автомашины, кока-колу… В последующие два года ты будешь думать только о том, чтобы получить водительские права.
Томи слушал всем своим нутром. Да что же это он говорит?
Из чувства глубочайшего противоречия Томи сказал резче, чем хотел:
— Может статься, ты и уйдешь из здешнего Алькатраса. — Томи поднялся со своей скамеечки. — И куда ты денешься? Где все устроено по-другому?… Во всяком случае, не в Швеции, где новая техника только на то и нужна, чтобы производить больше барахла…
— Я вовсе этого не думаю. Я уеду в Швецию только потому, что в Финляндии мы не нужны… А народ там такой же… Учителя навязывают ученикам принципы конкуренции и грезы о преуспеянии, а торгаши свое барахло.
— И ты сможешь отказаться от всего этого?
Йони толчком открыл дверь бани.
— Обшарь весь мой дом! Я отработаю тебе неделю за каждую кассету и долгоиграющую пластинку, которые ты найдешь у меня. За каждую пару джинсов «Ли Купер». Я простою час на голове в передней, если ты найдешь хотя бы одну фотографию модной певицы у меня на стене или бутылку из-под пива где-нибудь в углу.
Они вышли в маленький предбанник, и Йони толчком закрыл дверь, после того как Рой шмыгнул наружу. В бане становилось жарко.
— Можешь заглянуть в наш ящик для ложек, в шкафы. Ты не найдешь там ни одной премиальной ложки или кружки. Я, говорят, могу выполнить требования класса «А» по трем видам спорта, но я ни с кем не соревнуюсь.
— Юсси Скуг из той же породы. Он прекрасный пловец и, наверное, лучший спортсмен в школе в каждом втором виде спорта, но не принимает участия ни в каких соревнованиях.
Йони сверкнул глазами.
— Желание убежать охватывает все больше людей. Хоть ты и не веришь в это… У меня сохранились записки отца. Как-нибудь можешь почитать их. Я понимаю в них очень немногое, но все же понимаю, что человек, как писал отец, должен жить более разумно, чем собирать как полоумный барахло вокруг себя. Посмотри!
Йони открыл дверцу шкафа, стоявшего в прихожей. На кромке полки примерно на уровне глаз была приклеена бумажка с надписью: «Не обгоняй свою жизнь».
— Мне растолковал это один автомобилист… Понимаешь ли, мимо своей жизни можно проехать не только на автомобиле. Вот почему я держу здесь эти банки, помогающие мне идти в ногу со временем.
На двух полках стояли стеклянные банки. Одна большая, литра на три. Другая поменьше, примерно на литр. И третья, совсем маленькая, до блеска отмытая банка из-под селедки.
В каждой банке лежали камешки. В самой большой — камни четырех цветов, в двух других, поменьше, одного цвета.
— Отгадай, что это!
Томи тряхнул головой и отпихнул от себя Роя — он протиснулся в чулан и сердито заворчал. Собаку пришлось приласкать, чтобы она не утратила чувства собственного достоинства.
Повернувшись опять к полкам, Томи вынужден был признаться:
— Понятия не имею!
Йони постучал по самой большой банке.
— Это банка годов. Зеленые означают молодость. От двенадцати до двадцати. Остается еще пять камешков. Красные — возмужалость, от двадцати одного до сорока. Желтые от сорока одного до пятидесяти — средний возраст. А синие — старость, от пятидесяти до семидесяти.
В самом низу лежало десять синих камешков.
— А почему только десять?