Директор вздохнул.
— Но дух единства проявляется, как только надо защищать какого-нибудь труса, который не смеет признаться в своем поступке?
— Я не знаю, трус ли он… — Томи подумал о Лауронене. — Надо полагать, он действует таким образом после того, как научился так действовать.
Глаза директора были теперь уже другие, усталые.
— Моему терпению приходит конец, — сказал Хека Харьюла. — Да и терпению всей школы есть предел. Ваш класс разберется с этим делом в течение завтрашнего дня. Если с наступлением вечера дело не прояснится, мне придется подумать о совершенно иных мерах. Во всяком случае, можешь известить всех, что школьный весенний вечер с танцами, запланированный на будущую неделю, будет отменен. Объясните это другим классам, как хотите.
Выйдя в коридор, Томи вздрогнул, увидев ожидающего его Лауронена. Лауронен схватил Томи за руку:
— Ты не сказал?
— Нет. Но тебе следует подумать, что ты делаешь!
Лауронен задвигал челюстями, его зубы заскрежетали.
Ничего не ответив, он зашагал по коридору в класс. Томи последовал за ним.
При известии об отмене вечера с танцами под музыку диско в классе поднялся гул разочарования. Среди общего гомона раздался голос Улламайи:
— Знает ли кто-либо из мальчиков, кто виноват? — Голос Улламайи звучал многозначительно.
— Мы, девочки, знаем!
В ушах у Томи гудело. Он обернулся и посмотрел на Лауронена.
Король класса не заметил этого. Казалось, что глаза Лауронена выскочат из орбит, когда он смотрел на Улламайю.
— Почему же вы не побежали донести об этом директору? — спросил Лауронен.
Улламайя снисходительно улыбнулась:
— Мы ждали, пока виновник найдет в себе достаточно мужества, чтобы самому пойти и рассказать о том, что он натворил. Но теперь мы не будем слишком долго ждать…
Лауронен выпрямился.
— Откуда вы знаете?
Улламайя, нисколько не колеблясь, ответила:
— К счастью, одна из нас видела, как один промокший ученик вышел из мужской уборной и отжимал в коридоре свои брюки.
Томи следил за выражением лица Лауронена. Но это был непрошибаемый тип: единственное, что можно было прочесть на его лице, это недоверие к словам Улламайи.
Кто же видел его?
Томи попытался вспомнить, кто из девочек подошел после него к стоящей перед дверью физического кабинета разноголосой группе, но не смог. Тогда ему и в голову не могло прийти хорошенько запомнить кого-нибудь.
— Не все ли равно, если она скажет и нам, — допытывался Ари-Пекка Пярри. — Если вы и вправду знаете!
Девочки напустили на себя важность. Улламайя возвестила милостиво, словно королева:
— Завтра мы это скажем, если виновный не будет найден иным путем. А до того посмотрим, на что годится этот тип!
Глава десятая
Никто не пришел, чтобы выдворить их на урок физкультуры, и ни один из них не воспротивился общему решению остаться в классе и разобраться до конца с историей о разбитой раковине.
Улламайя, само собой, села председателем за учительский стол.
Ученик, сидевший ближе всех к двери, захлопнул ее, и в классе воцарилось молчание, как будто там присутствовал школьный инспектор.
— Мы не будем долго возиться с этим делом, — нарушила молчание Улламайя. — В течение десяти секунд виновный должен встать!
Все сосредоточенно следили за секундной стрелкой классных часов. И старались не шелохнуться. Ведь это могло быть истолковано как неуверенная попытка встать.
В то же время каждый прислушивался к малейшему движению вокруг.
Взгляд Томи перебегал от Лауронена к Йони и обратно. Ни один из них ничем не выказал намерения встать.
— Время истекло, — объявила Улламайя. — Ну, послушаем тебя, Карита!
Так, значит, это была Карита!
Об этом можно было догадаться. Ну конечно. Видела ли она кого-нибудь или речь идет только о мокрых брюках?
Карита встала. Нервно поправила очки. Но вид у нее был спокойный и хладнокровный. Она явно играла роль трагического главного свидетеля в американском зале суда.
— Вы все уже один за другим входили в физический кабинет, когда я вышла последней с урока музыки в той стороне коридора… Там в эту минуту никого не было. Я уже направилась в сторону актового зала, как из мужской уборной кто-то выбежал в коридор… Его штанины и брюки сзади были совсем мокрые, он остановился и, присев на корточки, стал выжимать из штанин воду.
— Мы уже слышали это, — буркнул Пярри.
— Нас имя интересует, и очень, — заметил кто-то в задних рядах.
— Продолжай, — распорядилась Улламайя.
Карита обернулась и посмотрела на ближний к окнам ряд парт.
— Это был Йони Хаапала!
Шея Йони побагровела.
Весь класс, затаив дыхание, глядел на него. Томи почувствовал, как в его виске сильно-сильно забилась жилка и перехватило горло.
Так, значит, это Йони! Или он и Лауронен вместе.
— Ты все еще будешь отрицать это, Йони? — с неподдельной холодностью спросила Улламайя, упиваясь сознанием собственного превосходства.
— Я ничего не отрицал до сих пор.
Улламайя побледнела, вздернула подбородок.
— Но держал в тайне… Теперь ты признаёшься?
— Не признаюсь!
По классу прошел шум.
Улламайя вскочила с места.
— Значит, ты утверждаешь, что Карита лжет?
— Это для нее не впервые, — заметил Пярри.
— Дело сейчас не в этом! — крикнула Улламайя. — Значит, ты, Йони, отрицаешь, что разбил раковину? Тогда где же ты искупал свои штанины?
Молчание. Все взгляды были обращены на Йони.
— Это мое личное дело, и оно никого не касается. Но никакой раковины я не разбивал.
Уголок рта Улламайи дрогнул.
— Ты шел оттуда последним…
— Следом за Йони шел Томи, — добавила Карита.
Томи поднялся с парты.
— Ты уверена в том, кто из нас за кем шел, Карита?
— Да.
— Что с тобой, Томи? — спросила Улламайя. — Тебя ведь никто и не обвиняет.
— А Йони обвиняют напрасно!