Глосс Молли
Овечий сезон
Молли Глосс
Овечий сезон
Гужов Е., перевод
С мая по сентябрь Делия брала овец породы чурро, двух собак и отправлялась жить в горы Джо-Джонса. И все лето мило проводила в поле. Каждую пару недель Кен Оуэн присылал одного из своих мексиканцев с грузом продуктов, но в оставшееся время она была одна со своими овцами и собаками. Ей нравилось одиночество. Нравилась тишина. Некоторые из овцеводов, что она знала, без остановки болтали с собаками, со скалами, с дикобразами, пели песни и слушали радио, вслух читали свои журналы, но Делия позволяла тишине угнездиться в ней, и ранним летом она начинала слышать потрескивание сухой травы как язык, с которого она почти могла переводить. Собак звали Хесус и Алиса. "Ко мне, Хесус", говорила она, когда они шли с овцами. "Вперед, Алиса." С мая по сентябрь эти слова-команды собакам были почти единственно случаями, когда она слышала собственный голос; да еще, когда мексиканец привозил продукты, вежливый разговор на испанском о погоде, о здоровье собак, о плодовитости ярок.
Чуррос - очень старая порода. Ранчо О-Бар имело федеральный участок в горах, где камни и редкие травы хорошо подходили чуррос, которые яростно защищают своих ягнят и обладают длиннорунной шерстью, которая укрывает от непогоды. Они хорошо ростут на скудной траве гор, там, где другие овцы теряют в весе и отдают своих ягнят койотам. Мексиканец был старым человеком. Он сказал, что помнит чуррос с детства, проведенного на высокогорье Оаксака, овнов с четырьмя рогами, два загнуты вверх, два вниз. "Buen carne,", сказал он Делии. На редкость хорошее мясо.
В начале сезона пахнущий можжевельником, полынью и пыльцой ветер дул с юго-запада, в более поздние месяцы он дул прямо с востока, сухой, пахнущий пылью и дымом, приносящий ливень иссохших листьев, семян тысячелистника и сурепки. С востока часто приходили грозы, громадные облачные ландшафты с сердцем из яростной магенты и тусклой зелени. В такое время, если она ночевала на хребте, она вставала с постели и шла под гору, чтобы найти лощину, где чувствовала себя в безопасности, но если она разбивала лагерь на низком месте, то оставалась с овцами, пока война проходила над их головами, эффектно иззубренные вспышки молний, отдающаяся в черепе канонада грома. Наверное, это впиталось в кости чуррос, знание и привычка к горной погоде, ибо они сбивались вместе и пережидали грозу с удивительным хладнокровием; они кротко стояли, пока дождь хлестал резкими слепящими порывами.
Овцеводство - простая работа, хотя Делия знала нескольких чабанов, которые ухитрялись сделать ее тяжелой, каждую минуту натравливая на овечек собак, держа их тесной группой и все время передвигаясь. Она позволяла овцам пастись самим, делать, что они захотят, принимать собственные решения. Если отара начинала разделяться, она могла посвистеть или прикрикнуть и частенько заблудшие поворачивались и присоединялись к основному стаду. Лишь когда они основательно рассыпались, она посылала собак. В основном она просто одним глазом присматривала за овцами, удостоверяясь, что они питаются хорошо, что отара не рассыпалась, что они остаются в пределах участка О-Бар. Она изучала овец, чтобы понять язык их тела, и старалась управлять ими как можно ближе к их природе. Когда она выкладывала для них соль, то рассыпала ее по камням и пенечкам, как если бы прятала пасхальные яйца, потому что видела, как они наслаждаются поисками.
От весенней травы их навоз был жидковатым, поэтому она выстригала шерсть с хвостовой части овец парой острых ножниц с короткими лезвиями. Она давала овцам противоглистное, подравнивала их копытца, смотрела, нет ли у маток мастита. Она вычищала колючки из собачьих шкур, и проверяла их на клещей. Вы такие хорошие собачки, говорила она им своими ладонями. Я очень, очень горжусь вами.
У нее был старенький бинокль 7х32, и долгими спокойными днями она следила за табунами диких лошадей в нескольких милях от себя, косматых кобыл с поперечными полосами и черными ногами. Они читала старые номера местных газет, высматривая в некрологах имена знакомых. Она читала распавшиеся романы в мягких обложках, раскладывала пасьянсы и обыскивала землю в поисках наконечников стрел и камней, что позднее она продаст камнесобирателям. Она изучала иссушенную коричневую траву, полную кузнечиков, жуков, сверчков и муравьев. Но большую часть дня она просто ходила. Овцы иногда устраивались на ночь довольно далеко от ее трейлера и ей приходилось добираться до них еще до рассвета, когда койоты могла выйти на свои убийства. Обычно она вставала в три или четыре и шла к овцам в темноте. Иногда она возвращалась в лагерь на ланч, но всегда снова была с овцами вплоть до заката, когда койотам хочется вернуться, а потом шла домой во тьме, поила и кормила собак, ела ужин и ложилась в постель.
В первые годы на Джо-Джонсах она часто уходила на три-четыре мили от отары, чтобы просто посмотреть, что там за горой, или изучить замысловатую архитектуру пастушеских монументов. Нагромождать плоские камни в форме обелиска было обычным времяпрепровождением пастухов, их монументы стояли по всей овечьей стране, и хотя Делия никогда не ощущала импульса начать строить свой собственный, она восхищалась тем, что выстроили другие люди. Иногда она удалялась на целые мили со своего пути, просто чтобы взглянуть на каменную кучу поближе.
Она имела мысленную карту участка, разбитую на десять пастбищ. Каждые несколько дней, когда овец надо было переводить на новое пастбище, она передвигала свой лагерь. Она тащила свой трейлер на буксире стареньким пикапчиком Доджа по камням и руслам ручьев, по топким и сухим лугам, до самого нового места. Некоторое время после того, как выключался мотор и тяжелое старое тело грузовика оседало на шинах, она просто глохла, голова полнилась тупым ревом белого шума.
У нее было около восьмисот овечек, считая с ягнятами, многие по двое и по трое. Свирепость овец чурро при защите отпрысков иногда превращалась в проблему для собак, но при подведении баланса она понимала, что ярость позволяет сохранять потери малыми. Множество койотов жило на Джо-Джонсах, а иногда на северные склоны гор с соляной сковороды пустыни забредали кугуар или медведь, выглядывая лучшего места для себя. Эти животные смотрела на овец, как на честную добычу, и Делия понимала, что они в своем праве; но так же и ее право, ее и собак, принять сторону овец. Овцы умнее, чем обычно думают люди, а чуррос умнее других овец, что она держала, однако к середине лета койоты вечно шептали друг другу слова "buen carne", и Делии с собаками приходилось поработать, сохраняя овец от вреда.
В старомодной кобуре на поясе она носила пистолет - кольт 32 калибра. Если вы койот, лучше вам быть осторожным с этой женщиной, говорила она своим телом, тем, как она стояла, и тем, как она ходила, когда носила пистолет. Оружие и кобура когда-то принадлежали матери ее матери, женщине, что пришла на Запад сама по себе и которая на некоторое время поселилась в каньоне Спрэг-ривер. Бабушка Делии любила рассказывать историю, как заботливый сосед, холостяк с видами на годящуюся в жены женщину, навязал ей оружие, когда кламаты были на тропе войны с армией генерала Джоела Палмера, и как она никогда не пользовалась им, кроме как стрелять кроликов.
В июле койот убил ягненка, пока Делия ночевала не более чем в двухстах футах от спящих овец. Стояли сумерки, она сидела на ступеньках трейлера, читая захватывающий вестерн, в слабеющем свете близко наклоняясь к страницам, а собаки дремали у ее ног. Она услышала слабый звук, странный тонкий маленький крик, которой она не распознала, а потом поняла, вскочила на ноги и выхватила оружие, завопив на койота, на собак, ее вопль перепугал всю отару, вскочившую на ноги, но овцы отреагировали слишком поздно, Делия выстрелила слишком поздно, и ничего хорошего из этого не вышло, кроме демонстрации страха и гнева.