Где‑то внизу, в стороне Стахановцев, визжит сирена…
Эх, Гера, Гера!.. Что ж ты так со мной, а?..
Четвёртый…
Сзади топот. Догоняют, что ли?
— Вали её нах**!
Только давайте без нервов, мальчики!
Пятый…
Открывающийся впереди зазор между домами кажется бездонной и непреодолимой пропастью. Ещё быстрее!
Шестой…
Где‑то внизу плачет ребёнок. Надрывается, визжит, не слушая уговоров матери.
Господи, помоги! Распростав руки, прыгаю…
Сзади нервно, один за другим хлопают два выстрела.
Вы что же это, олухи?! Вам велено было брать живой!..
Вот бы стать сейчас птицей — недосягаемой, равнодушной с высоты своего полёта ко всему этому людскому копошению, беготне и суете!
Постой, а как же мой Бертран? Он ведь так и умрёт с голоду в машине, если я улечу.
— Есть! — слышу я радостный вопль кого‑то из быков. Плохо слышу, будто через наушники с "чумачечей весной".
— Готова, шалава! Я её снял!
Фу, как вульгарно…
Нет, парниша, обломись. Не тот ты охотник, который может снять такую птицу как я. Правда же, Серёж?
— Ага, — кивает он белокурой мальчишеской головой, не отрываясь от Моцартовой сонаты. А хвостатые ноты снимаются с крышки фортепиано, выстраиваются клином и летят вслед за мной — вверх, вверх, вверх… До самой земли.
Diamond A. Вселенная больного педантизма
Занавес
Жалюзи, встревоженные бризом, разрезали единственный солнечный луч, который сумел пробиться навстречу жестокости, застывшей перед личиком Миллисент.
Девочка доверчиво смотрела на Эллиота, пытаясь понять, что ищут его глаза.
Самые несчастные на свете голубые глаза.
Радиоприемник распылял чьим‑то тенором историю трагической любви, а за стеной трое молодых людей трахали очередную подружку, накачанную рогипнолом.
— Почему они это делают, Эллиот?
Телевизор мелькал радужными пейзажами калифорнийских берегов, поглощая своим шипением тяжелые хлопки из соседней квартиры.
— Нужно поправить кабель, Эллиот.
И только музыкальная шкатулка, подаренная Милли отцом на четырнадцатый день рождения, вот уже полгода ожидала очереди заговорить с раскаленным десятками децибел воздухом.
Девочке не нравилось, что всё в этом мире шумит, громыхает, будто в последний раз.
Люди говорят друг с другом, чтобы не чувствовать себя одинокими.
Они скандалят, когда понимают, что лимит внимания исчерпан. Но раз за разом прибавляют громкости к очередному гневному раздору, которым обращают взоры любопытных зевак на себя.
— Зачем тебе нож, Эллиот?
Им всем нужны зрители, вольные слушатели, которым они подарят новое представление. И чем громче звук, тем больше глаз.
Самых пытливых на свете глаз.
Улыбка Миллисент отражением скользнула по стальному клинку.
Стоп. Перемотка.
Два дня назад Лисбет была одинока
Город ангелов с маниакальным постоянством превращает своих девственниц в шлюх, готовых обменять достоинство на субтильный шанс проснуться богатыми и знаменитыми. Призрачное величие вымощенных бриллиантами дорог бьет точно в разорванные влагалища бездетных Кассиопей, приносимых в жертву ненасытным западным берегам. Мессалины больше не ищут простого удовлетворения, научившись мириться со своей зависимостью. Они поняли, что их сексуальный голод чего‑то стоит. Их правильные формы, миндалевидные глаза, влажные рты щедро оценены и выставлены на продажу. Важные сеньоры в пенсне поднимают таблички с номерами счетов и получают свою мотивацию.
Честный бартер.
Социальная жизнь вместо сухого некролога.
— Снимай джинсы.
Привычный разрастающийся стыд воспылал румянцем на уставшем лице.
— Засунь член между ног. Сделай это для меня, Элли.
И он прячет мошонку в трясущихся бёдрах, всё больше походя на Спящую Венеру Джорджоне. Теперь он — сучка Лисбет, любимая плюшевая забава начальницы, которой по вкусу его страдания.
— Посмотри на себя. Ты жалок.
Через несколько минут Эллиот покинет ее пантеон, так и не посмев возразить. Он найдет оправдание каждой секунде, проведенной в кабинете Лисбет. В отличие от людей, лелеющих уважение к себе, он знает: терпение выгодно. И в конечном итоге — за всё платят шлюхи.
— Улыбнись.
Вспышка фотоаппарата, озарив на секунду мрачное помещение, ослепила Эллиота.
Всё неловкое очарование момента отраженным светом упало на матрицу, отдав команду процессору двоичным безумием запечатлеть растление воли в памяти флэш–карты. Лисбет нравится мастурбировать. Она любит контролировать свой оргазм, меняя силу надавливания на клитор, массируя грудь свободной рукой и пощипывая себя за сосок, когда с экрана монитора на нее смотрят эти глаза.