Момонга всеми правдами и неправдами старался сохранить это место в неприкосновенности именно потому, что когда-то построил его вместе с соратниками. А теперь один из них говорит такое… Родившееся в сердце чувство оказалось слишком сложным и запутанным, чтобы внятно его выразить. Однако уже следующие слова Хэро-Хэро развеяли его как туман:
— Но это именно вы, Момонга, берегли его как глава гильдии, чтобы мы смогли когда-нибудь сюда вернуться. Премного вам благодарен.
— Мы всё здесь создали вместе. Гильдмастер для того и нужен, чтобы содержать наше общее творение в порядке, чтобы любой мог прийти сюда вновь!
— Нам так нравилось играть в эту игру именно потому, что гильдмастером были вы. Хорошо бы снова собраться в «Иггдрасиль-II».
— О второй части ничего не слышно… но вы правы, было бы здорово.
— Если она выйдет — первым делом туда! Ладно, всё, засыпаю на ходу… Пора выходить. Очень рад был напоследок пообщаться. Спасибо и всего хорошего.
Момонга на миг запнулся, но сразу же взял себя в руки и вежливо попрощался:
— Мне тоже было приятно поговорить. Спасибо вам, и всего доброго.
Над головой Хэро-Хэро коротко зажглась иконка настроения — улыбающаяся рожица. Поскольку лица в «Иггдрасиле» эмоций не показывали, игроки выражали свои чувства через иконки-эмодзи.
Момонга дотянулся по консоли и высветил такую же иконку.
До него долетели прощальные слова Хэро-Хэро:
— Надеюсь, мы ещё встретимся.
Последний из трёх заглянувших сегодня сюда членов гильдии исчез.
В зал вернулась тишина — и было трудно представить, что тут только что кто-то разговаривал. Ни отзвука, ни следа — ничего. Глядя на опустевшее кресло Хэро-Хэро, Момонга сдавленно пробормотал то, что ему так хотелось сказать, когда тот прощался:
— Сегодня ведь последний день «Иггдрасиля». Понимаю, вы устали, но может быть, всё же останетесь до конца?..
Ответа, разумеется, не последовало.
Момонга тоскливо вздохнул.
Конечно, он не смог бы произнести это вслух.
По их короткому разговору, по тому, как звучал голос, было очевидно, что Хэро-Хэро ужасно измотан. И этот усталый человек откликнулся на его письмо, всё же придя сюда в день закрытия игры — в последний день существования «Иггдрасиля». За одно это он должен быть благодарен старому соратнику. Просить большего было бы ве́рхом наглости с его стороны, а для Хэро-Хэро это превратилось бы в неприятную обязанность.
Момонга с трудом отвёл взгляд от кресла, где только что сидел его друг, затем осмотрел по кругу остальные тридцать девять кресел, которые когда-то занимали другие соратники. И напоследок снова посмотрел на место Хэро-Хэро.
— Надеюсь, мы ещё встретимся…
«Как-нибудь встретимся снова».
«Ну, до скорого».
Он столько раз слышал эти слова, но на деле они почти никогда не сбывались.
Никто не вернулся в «Иггдрасиль».
— Но где и когда?..
Момонга резко передёрнул плечами. Долгое время копившиеся в глубине души истинные чувства наконец прорвались наружу.
— Вы что, издеваетесь?! — взревел он, грохнув кулаками по столу.
Система «Иггдрасиля» сочла, что он провёл атаку, произвела подсчёт, приняв во внимание урон от удара его рук без оружия, защитные свойства структуры стола и бесчисленное множество других параметров, и выдала результат. Рядом с тем местом, куда врезались руки Момонги, всплыло число «0».
— Мы вместе её строили, эту чёртову великую гробницу Назарик! Как вы могли так легко всё бросить?!
Вслед за яростной вспышкой гнева нахлынуло ощущение одиночества.
— Нет, я не прав… И про «легко» — это зря. Им пришлось сделать выбор между реальностью и вымыслом. Тут уж ничего не поделаешь, никто никого не предавал. Каждый сам принял решение, и наверняка это было тяжело… — пробормотал Момонга, словно убеждая сам себя, и поднялся с места. Он направился к стене, на которой, подобно украшению, висел посох.
Посох был выполнен по образу керикиона[5] — жезла бога Гермеса — и выглядел как семь переплетённых между собой змей. Извивающиеся рептилии держали в пастях по драгоценному камню, каждый разного цвета. Рукоять была сделана из прозрачного, похожего на кристалл материала, испускавшего мертвенно-бледное свечение.
С первого взгляда было понятно, что эта вещь относилась к самому высшему рангу, и именно поэтому каждая гильдия могла владеть лишь одним подобным «оружием гильдии». Оно представляло собой символ «Айнз Ул Гоун».
По замыслу главе гильдии следовало носить посох с собой, так почему же он красовался на стене?