— Не объяснишь, что ты делаешь в постели?
— Я надеялась, что к возвращению владыки она впитает мой аромат.
Выходит, она крутилась в постели, надеясь пометить её своим запахом. Не в силах вымолвить ни слова, Демиург долго смотрел на главу стражей Великой подземной гробницы Назарик, лучшее из живых творений сорока одного высшего существа, пока наконец не покачал головой. Не было смысла напоминать ей, что владыка — нежить и не нуждается во сне, а если бы и решил прилечь, то простыни непременно бы поменяли. Пусть нежится, если это приносит ей радость.
— Хорошо, только не увлекайся.
— Постараюсь, хотя и не понимаю, чем конкретно ты мне предлагаешь не увлекаться. Ведь вы не против, владыка?
Рядом с Альбедо показалось ещё одно лицо. Демиург на мгновенье окаменел: казалось, в кровати лежит сам Айнз Ул Гоун. Но тот выглядел странно плоским и не обладал даже толикой ауры настоящего владыки.
— Ты обзавелась… дакимакурой?[26] Кто же тебе её сшил?
— Я сама.
Узкие, будто прищуренные, глаза Демиурга распахнулись от удивления: он и предположить не мог, что Альбедо так умело шьёт.
— Представь себе, я способна шить, стирать и убираться не хуже умелой служанки.
Обрадованная тем, как поражён её собеседник, демоница с гордостью продолжила:
— Сейчас я вяжу носочки и одежду для малыша, которого надеюсь подарить владыке. Его наследнику уже есть что носить до пятилетнего возраста!
Глядя, как глава стражей хихикает и самозабвенно улыбается, озадаченный Демиург принялся всерьёз раздумывать, безопасно ли оставлять гробницу на неё одну.
— Причём и на мальчика, и на девочку. Ой! Но как же мне быть, если он родится двуполым или бесполым?
Не найдя что ответить, Демиург молча смотрел на мурлычущую Альбедо. Безусловно, никто не справится с управлением Назариком лучше неё, и уж точно с ней не сравнится он сам. Его вотчина — военные дела и оборона, в которых Альбедо заслуживала куда меньше доверия. Демиург рассудил, что при отсутствии явных врагов это не так уж важно, и подавил сомнения. Владыка самолично велел ему отправиться за пределы Назарика, и противиться его решению страж никак не мог.
— В таком случае хочу сообщить, что скоро отправлюсь с миссией, порученной мне владыкой. А значит, из способных свободно передвигаться стражей останетесь только вы с Коцитом. Думаю, ты и сама прекрасно понимаешь, что тебе следует быть настороже.
— Аура, Маре, Себас, Шалтир и теперь ты? Ничего, справлюсь. Если придётся, я обращусь за помощью к моим сёстрам и выжму всё, что только можно, из Плеяд. Нам хватит сил, чтобы выстоять до вашего возвращения.
— Даже в случае крайней необходимости ты не должна освобождать младшую без дозволения владыки. Что касается Плеяд, то не забудь: две из них покинули гробницу, и тебе не удастся собрать всех вместе. Не лучше бы было в твоей ситуации расположить Виктима на более высоком этаже?
— Не сгущай краски. Конечно, — добавила она после паузы, — у меня есть план на экстренный случай, но если до него дойдёт, я надеюсь, что ты поспешишь сюда со всех ног. Кстати, позволь спросить, а что ты делаешь с оставшимися пленниками из «Солнечного писания»? Ты с разрешения владыки забрал их себе, что меня вполне устраивает, но я совершенно не представляю, зачем они тебе понадобились.
— Ах, пленники… Владыка любезно позволил мне употребить их для экспериментов.
Альбедо подняла брови, глядя на радостную улыбку Демиурга.
— Для начала эксперименты с исцелением. Если отрубить подопытному руку, а после с помощью лечебной магии вырастить на культе новую, то старая испарится без следа. А если скормить старую руку другому подопытному и затем восстановить её исцелением, что случится с полученными им питательными веществами? А если повторять процедуру снова и снова, умрёт ли второй подопытный от истощения?
— А, понимаю…
— Но это не всё. Вопрос о том, кого пустить на еду, а кому придётся тупой пилой отрезать конечности товарищу, я позволил решать открытым голосованием!
— Не понимаю, какой в этом смысл?
— Очень простой. Выстроить среди них иерархию. Тот, кто пилит; тот, кого пилят; а также те, кому это предстоит есть. И вот среди бывших товарищей уже зарождается ненависть. А когда она доходит до предела, достаточно лишь благосклонно обратиться к тому, кто служил едой, и вот сложившаяся среди пленников иерархия снова меняется. До чего же неутомимы в ненависти эти существа!