— Д-да!
Пассивный навык Айнза, «Благословение бессмертия», сообщал ему местоположение каждой нежити в этом здании. Это раздражало, и Айнз, отключив навык, продолжил идти по покрывающему пол льду, игнорируя иногда попадавшихся на глаза неживых прислужников. Не включи он заранее защиту от помех передвижению, обязательно поскользнулся бы.
— Мне вызвать Нейронист, владыка Айнз? Высшему существу не годится бродить по такому месту без эскорта, тем более где тут что…
— Нет, это необязательно. Да и язык у Нейронист подвешен… слишком уж хорошо. Не то чтобы это было плохо, но сейчас мы очень спешим. Нельзя терять времени.
— Хорошо. В таком случае я потом передам Нейронист, чтобы она впредь не отвлекала вас пустой болтовнёй. И постараюсь донести свою мысль максимально ясно.
— Нет-нет, это тоже не обязательно. Мне это не мешает.
— Но…
Идущая рядом Альбедо нахмурилась, а Айнз горько усмехнулся в уме. Хорошо, что они все заботятся о своём господине, однако такими темпами ему скоро и пожаловаться толком нельзя будет, чтобы кто-то не кинулся что-то предпринимать.
— Всё хорошо. Я же всех вас люблю. Всех вас. И плохое, и хорошее в вас создали мои старые друзья. И если меня не устраивает что-то, что они вложили в вас, это лишь моя проблема, не ваша.
Именно так. И если Шалтир предала их не по принуждению, а потому, что она была такой создана, ему придётся её просто простить. Ведь такой её желал видеть создатель, Перорончино. Вот только не таким он был человеком, чтобы сеять семя раздора в гильдии. Именно это и смущало Айнза. Тот, конечно, был со странностями, однако высоко ценил мир между товарищами.
«Да, причина измены наверняка внешняя. И изменение в списке явно указывает именно на контроль разума… Хотя, конечно, слишком многое ещё не ясно. Нельзя быть уверенным, что устройство мира осталось прежним после перехода, да я уже и не помню всех параметров НПС. К тому же, похоже, их характер частично схож с характером их создателей… Возможно, потому, что никому не под силу запрограммировать абсолютно всё. В таком случае виной всему… настройки её характера? Она была создана такой, чтобы однажды учинить какую-нибудь глупость? Перорончино увлекался эроге — может, потому и предрешил для неё какой-то переломный момент?.. А ведь вполне может быть».
Айнз бессильно вздохнул и лишь тогда вдруг заметил изменения, произошедшие с идущей рядом спутницей. Она молчала, шагая по уходящему вдаль коридору, однако теперь, похоже, не пыталась деловито следовать за Айнзом по пятам, как делала всё это время. Да и взгляд, устремлённый куда-то во мрак, казался расфокусированным и отсутствующим.
Губы Альбедо шевелились. Айнз прислушался…
— Люблю… Люблю… Люблю… — непрерывно бормотала она, словно заевшая пластинка.
— Эй, Альбедо. Всех, понимаешь? Всех люблю.
Альбедо повернулась к нему странно скованным движением.
— Но «всех» — это же включая и меня? Правда ведь?
— А, ну да.
Альбедо очаровательно хихикнула и подпрыгнула на месте, не в силах сдержать радость, — и врезалась головой в потолок. Таково уж бремя нечеловеческой силы.
Потолок раскатисто скрипнул — скорее, даже треснул — и содрогнулся, будто в него врезалось пушечное ядро. Удар наделал столько шума, что из пола и потолка начали выглядывать полупрозрачные нематериальные монстры.
Нежить, населяющая этот дом, — та самая, которую навык Айнза показал ещё при входе.
— Нет-нет, всё в порядке. Ничего страшного, — заверил их он, поглядывая на чуть ли не напевающую от счастья Альбедо. Она, благодаря навыку своей расы, уменьшающему урон, наверняка и боли-то не почувствовала.
Разношёрстная стайка нежити вежливо поклонилась и снова растаяла в воздухе, возвращаясь к своим прямым обязанностям — ожиданию нашествия чужаков.
— Альбедо. Мы скоро уже придём к камере твоей сестры. Ты готова?
Её полное блаженства лицо мгновенно приобрело рабочую сдержанность.
— Поняла. Кукла.
— Да. Давай её сюда.
Альбедо протянула руку к стене, и оттуда материализовалась, падая ей в руки, кукла. Небольшая, по пропорциям и размерам напоминающая младенца.
Айнз забрал её из рук Альбедо и внимательно осмотрел.
— Ну и жуть…
Эта кукла была злой пародией на ребёнка. Она напоминала страшного купидона, и особенно пугающей деталью были огромные, широко распахнутые глаза. Айнз приподнял несуществующую бровь и вновь обратил взгляд в конец коридора. Стена тупика была расписана фреской, а посередине зияла дверь.
Мать, нежно держащая ребёнка на руках. Ничем не примечательная по большому счёту картина. Однако время оказалось к фреске беспощадно: краска местами посыпалась и облупилась, уродуя столь пасторальную сценку. Дитя вообще исчезло практически полностью — на руках у счастливой матери лежали лишь его останки.